– Мы передумали, – хмыкнул муж. – Уж больно у вас салатов вкусных много, мы решили, что вам будет больно жирно.
– Конкуренты, значит, – рассмеялся мой папа. – Посмотрим еще, давать ли вам салаты. Мы на вас не рассчитывали.
– Можете мне не давать салатов, – выскочила старшая дочь, сонная и счастливая, хоть мы и не привезли ей пони. – Я не буду. Пусть маме с папой.
– Ага, а ты слопаешь тонну шоколада, который они притащили? – нахмурилась мама. – Вообще, иди-ка ты спать.
– Я не могу спать, – уперлась дочь. – Я буду ловить Деда Мороза.
– А он обидится и не придет к тебе тогда, – пожала плечами мама.
Я сидела на диване, чувствуя себя так, словно на мои плечи положили стотонную плиту. Даже улыбаться оказалось так тяжело, словно это являлось тяжелым упражнением с гантелями. Пожалуй, так, как в тот день, ни я, ни мой муж больше никогда не уставали. Глаза были сухими и раскраснелись, словно туда бросили горсть песка. Есть не хотелось вообще. Только сидеть и смотреть на своих детей: на скачущую в костюме лисенка младшую дочь, на перемазанную шоколадом старшую, на родителей и такого же умирающего от усталости лебедя – моего мужа. И улыбаться, устало потирая глаза.
Именно тогда папа и сделал то коварное фото. Только желание что-то разбить о стену прошло, осталось в том сугробе где-то между Ленинградом и Москвой. Так что, хотя я и выгляжу на той фотографии как настоящее привидение, я там совершенно счастлива. Это был очень, очень счастливый Новый год. Мы уснули как убитые в первые же его минуты. Проспали всю ночь – от начала до конца, до самого утра. Сбылась мечта идиота! С тех пор ни разу мы не покидали семьи в этот день. Правильно говорят, Новый год – семейный праздник. И нечего, понимаешь, традиции нарушать. Не нами придумано… И оливье, опять же. Тут всякие новомодные доктора-диетологи говорят гадости про всенародно любимый салат, а я так считаю: без оливье какой же Новый год? Так, смех один. Оливье нужен обязательно!
Анна Берсенева
Каждый год первого января
Нет, не в баню и не с друзьями. А с мужем и детьми шли мы к моей двоюродной тете на обед. Тетя Соня с дядей Левой собирали родственников ровно к половине второго, так как обедали всегда по расписанию. Но они в новогоднюю ночь ложились спать тоже в половине второго, если не раньше, а у нас-то, молодых и веселых, гулянка с компанией друзей шла до утра. И конечно, меньше всего нам хотелось после этого вставать чуть свет и тащиться в Глинищевский переулок, где они жили. Но приходилось: я была единственной тетиной кровной родственницей в Москве, и хотя она, на мой взгляд, придавала этому обстоятельству непомерное значение, обижать ее совсем не хотелось – я ее любила. Сколько я ни намекала, что хорошо бы перенести семейный обед на второе января, толку не было: традициям тетя Соня придавала значение не меньшее, чем родству, и менять их не считала возможным.
С ней не был связан какой-то один случай моей жизни – она являлась частью моей жизни вообще. Невозможно было представить, что ее не было когда-то и не будет потом.
Она была феерическая женщина. Рассказывала неприличные анекдоты, не лезла в карман за словом (любой степени обсценности) и обладала такой жизнерадостностью, какая должна заноситься в Книгу рекордов Гиннесса.
У нее была феерическая биография. Впрочем, при общении с ней казалось, что самая обыкновенная. Но по осмыслении… В Чернигове, где она родилась и провела детство и юность, за ней, шестнадцатилетней, ухаживал молодой человек. Он ей нравился, но это совсем не значило, что она не давала волю своему язычку и не дразнила его по всем мыслимым и немыслимым поводам. В результате юноша обиделся, уехал в Москву, поступил в техникум, и на том следы его затерялись. А она выучилась на адвоката, вышла замуж и в начале лета 1941 года родила дочку. Вместе с которой и уехала в эвакуацию буквально в чем стояла – счет времени шел даже не на часы, а на минуты. Я знаю эту историю от моей бабушки – они уезжали всей семьей. То есть всеми женщинами и детьми семьи, конечно – дед мой, уже в форме, прибежал домой за полчаса до отхода воинского эшелона, велел бабушке с тремя детьми, ее сестре и племянницам садиться в машину, которую добыл каким-то чудом, и ехать прочь из города буквально в белый свет. Не знаю, успели захватить хоть какие-то теплые вещи или пришлось их добывать уже в деревне Новосергеевке Оренбургской области. Семью своих родителей, жившую не в Чернигове, а неподалеку, в городке Козельце, дед вывезти уже не успел – их расстреляли всех, это отдельная страшная история.