— Я хотел тебе предложить со мной ездить. Я недалеко от тебя живу. Мог бы заезжать за тобой.
— Много тут вас, заезжальщиков!
Из закутка, образованного двумя шкафами, вышел и подходил к нам, уже переодетый в зеленый медицинский костюм ФедяМиша.
— Здравствуйте, Федор Федорович. Мы с Альбертом Борисовичем пьем кофе. Вам налить?
— Спасибо, потом я сам. Сейчас уже планерка начнется.
И действительно, в ординаторскую стремительно влетало его величество Игорь Несправедливый Первый.
Я отставила чашку и пересела к столу ФедиМиши. Планерка началась. Отчитался дежурный врач, доложили тяжелых больных, на стол был положен лист с графиком операций. Планерка кончилась. Его светлость удалился. Ординаторская жила своей обычной жизнью. Я продолжала называть Михал Михалыча Федором Федорычем. Вот так вот! Сегодня им уже было не смешно. Думаю, они не очень понимают, как им выйти из этой ситуации. Я обратила внимание, что Михал Михалыча все стараются никак не называть. А я наоборот. Соловьем заливалась. Федор Федорович то, се, и так, и вот так, и еще раз этак! И каждый раз с именем отчеством. — Федор Федорыч, а во сколько у нас операция? Федор Федорович, печеньку будете? Федор Федорович, может быть вам все-таки заварить кофе? Федор Федорович, а где мне можно пропуск на машину выписать? И т. п. Сегодня весь день его фёдорить буду. Короче, заигралась девочка и, конечно, доигралась.
От дверей раздалось привычное карканье, — Ксения Андреевна, пройдемте со мной.
Обернулась. Ага. Стоит мой любимый начальник. Сверлит меня злобным глазом.
Иду. Вернее бегу. Заходим в кабинет. Дверь придержал, меня вперед пропустил. Странно. Костюм же уже в шкафу висит. Наверное, он и из шкафа на Драконыча цивилизационно влияет.
— Садитесь.
Села. В принципе, я знаю, о чем он хочет со мной говорить. Вот только я не придумала, что я ему буду отвечать. Задумано было, что я при нем не буду светиться со своим Федором Федорычем.
— Ксения Андреевна. Объясните, почему вы продолжаете Стрелкова называть Федором Федоровичем.
Молча пялюсь на него. Вот че он привязался. Мы и сами разберемся, кому кого как называть. Как будто у него серьезных дел нет.
Начальник еще некоторое время сверлит меня драконьим взором. Потом снимает трубку телефона и набирает номер.
— Михал Михалыч, зайди ко мне, будь добр.
Молчим дальше. Открывается дверь и входит МишаФедя.
— Михал Михалыч. Садитесь.
Михал Михалыч садится рядом со мной.
— Ксения Андреевна. Разрешите еще раз, а именно в третий раз, представить вам вашего куратора, Стрелкова Михаила Михайловича. Вы запомните, или мы каждое утро будем знакомиться?
— Я запомню.
Рядом раздалось кхыканье.
— Игорь Маркович. Это моя вина. Я вчера сам представился Ксении Андреевне Федором Федоровичем.
— Зачем? Впрочем, ладно. Она не запомнила с первого раза. Вы пошутили. Это понятно. Но, вчера я ей сказал, что вас зовут Михаил Михайлович. Почему я опять слышу этого Федора Федоровича.
— Ну, вчера мы подсмеивались над Ксенией. Сегодня она, видимо, решила подшутить над нами. Все логично. Все нормально.
Какой же классный мужик. И как все быстро и четко понял. Не то что этот Долдон Маркович.
— Хорошо. Оба свободны. Надеюсь, в операционной вы обойдетесь без шуток. Михаил Михайлович, я вас прошу, серьезнее с молодыми сотрудниками.
Мы, с Михал Михалычем вышли из кабинета. Я протянула ему руку.
— Мир?!
— Мир! И, Ксюша, прошу меня извинить. Я был не прав.
Михал Михалыч взял мою руку, но не стал ее пожимать, а поцеловал. Ну, конечно, именно этот момент Долдон Драконович выбрал, чтобы выскочить из своего кабинета. О! Опять глаза закатывает. Прелестно! Я начинаю привыкать к его реакции, и она начинает мне нравиться.
Драконыч ничего не сказал. Вернул глаза на место и полетел по своим хищным делам. Мы с МишейФедей пошли в ординаторскую, и скоро нас позвали в операционную. Операция по удалению желчного пузыря — холецистэктомия. Михал Михалыч оперировал великолепно. Спокойная уверенность, точные движения. Больной слегка закровил под конец операции, Михал Михалыч ни на секунду не потерял самообладания. Да. Школа. Опыт. Характер. Мне однозначно повезло. Я многому научусь у своего куратора. А какая операционная медсестра! А анестезиолог! Какие профи! Великолепно! Мы, с Михал Михалычем переоделись, вышли из оперблока и вернулись в ординаторскую. Я была довольна как удав, который пообедал огромным драконом. Я всегда в операционной испытываю волнение, и… азарт, наверное. Передо мной задача с секретом. Любая операция может повернуться совсем в неожиданную сторону. И я должна быть готова к любым неожиданностям. Помню, я была совсем малявкой и дед, довольный тем как он провел какую-то сложную операцию, рассказывал мне. — Ксюша. Ты вот представь. Хирурги — это единственные люди, которым позволено резать «ножом» живых людей. Представь только, как это ответственно — резать живых людей. Как это сложно. И как же хорошо на душе, когда ты сделал все на отлично, и человек вместо того, чтобы отправится на кладбище, спешит по коридору отделения навстречу своей семье! Я запомнила эти слова навсегда. Меня они, наверное, потрясли вот этим — позволено резать «ножом» живых людей. Да. С дедом мне с рождения повезло, а теперь вот и с куратором повезло. Я — любимчик богов!
Почти сразу МишМиш пошел на консилиум, взяв и меня с собой. Больной 45 лет с панкреонекрозом. Решался вопрос о повторном оперативном вмешательстве. Сначала пациента доложил лечащий врач, Сергей Николаевич Мормонов. Потом высказался Драконыч, потом профессор с кафедры госпитальной хирургии нашего мединститута, потом еще врачи, которых я не знаю. Драконыч был против операции, настаивал на консервативном лечении. Кто то был с ним согласен, кто то нет. Но в итоге Драконыч, все-таки победил. Было безумно интересно слушать профессиональную дискуссию опытных, грамотных хирургов. И, одновременно с этим, я невольно испытала чувство восхищения Соболевым. Ведь, неимоверно трудно взять на себя ответственность за решение, от которого зависит жизнь человека. Наш Драконыч решительно брал на себя эту ответственность. Кстати, мой куратор был с ним согласен.
Консилиум закончился. Мы с МишМишем вернулись в ординаторскую. И почти сразу, когда мы только-только закончили писать протокол операции, Михал Михалыча вызвал Драконище. Вот, уверена! Обо мне будет спрашивать. Но, и пусть. Я была вполне довольно тем, как я ассистировала. И шов наложила отличный. Очень старалась. Михал Михалыч скоро вернулся. Похмыкал и заявил мне, что я его должник, и подмигнул. Я расплылась в довольной улыбке. Больше мы ничего друг другу не сказали, ни он мне, ни я ему. Все было и так понятно. Потом мы быстренько сделали обход. Потом я сбегала к коменданту больницы с подписанным Натальей Владимировной заявлением на пропуск машины на территорию больницы. Потом я этот пропуск получила и мой второй рабочий день закончился.
Игорь Маркович. Самодурствую
Два прошедших дня запомнятся не серьезными проблемами или какими-то радостями, а постоянными разборками с моей, теперь уже точно, бывшей. Целыми днями она названивала мне на мобильник и требовала, требовала, требовала. Требовала, чтобы я извинился, чтобы я хорошо подумал, чтобы признался в измене, чтобы признался в любви, чтобы я пошел к чертям, чтобы я раньше пришел домой, чтобы я согласился, и чтобы я наконец-то понял. Ставить ее номер в черный список не хотелось. В конце концов, мы были вместе полгода. И это был мой выбор. И не она виновата, что я выбрал дуру. поэтому приходилось по возможности отвечать на ее звонки. Во вторник я был занят в своем новом доме, там же и переночевал. А вчера вечером, едва я пришел, разразился грандиозный скандал. Я свинья неблагодарная, я сниматель сливок и загубитель жизни, а заодно и молодости. Потом со мной дрались, когда я попытался отобрать ключи от своей квартиры, потом меня пытались затащить в постель. Вдобавок моя бывшая леди постоянно что-то орала на счет дома, который я строю уже целый год. Что-то вроде того, что она тоже имеет право. Маски-шоу. Я не любитель подобных сильных чувств, но и выгнать ее никак не получалось. И тут меня осенило. Я потребовал ключи от машины, купленной мною для нее. И «любимая» быстро смылась. Естественно со всеми и моими, и своими ключами, оставив мне отвратительное настроение, злость на себя и на всех женщин мира. Последнее было совсем уж идиотизмом. Но одно дело здравомыслие, а другое разочарование и ярость. На следующее утро отправляюсь на работу с пониманием, что отношения с точки зрения Анжелы (так зовут мою бывшую леди) еще не закончены. Анжела боец и борец. Что есть, то есть. И просто так мы не расстанемся, слишком выгодное я приобретение. С этими раздражающими мыслями захожу на свой этаж и первое что я вижу — это стройные ножки и аппетитная попка в ярких бирюзовых брючках. Нет уж! В моем отделении я этих бабских штучек не допущу. Белый халат как положено. Или зеленый хирургический костюм, желательно бесформенный. На эту девчонку и так вчера вся ординаторская стойку сделала, включая наших старперов — Стрелкова и Мормонова. Поэтому станем брюзгой и занудой. Глазки у девчонки сверкнули злостью лишь на мгновение. И еще мгновение на ее милой мордашке читалось, что я злодей, сатрап и самодур. Но она очень быстро вернула себе хорошее настроение с каплей иронии ко мне. Да. Интересная девочка. Не дура, это точно. И красотка, чего уж там.