— И, серьезнее, Ксения Андреевна, серьезнее. Вы тут не в приват танцах участвуете, а работаете в хирургическом отделении.
Причем тут приват танцы, которые я и не знаю, как танцевать?!
— Да, Игорь Маркович.
— Вы свободны.
Угу. Свободна… до завтрашнего приват танца с Драконом…
Мое возвращение в ординаторскую вызвало новый виток веселья. Эх. Когда же я буду в зрительном ряду. А то все на арене и на арене, как говорит мой Драконыч. Почему мой? Потому что, я смотрю, ни у кого в отделении нет такого постоянного и тесного общения с завотделением.
Потом мы с МишМишем обработали больного с кишечным свищем в гнойной перевязочной, я написала дневники, МишМиш проверил, и рабочий день закончился.
Вечером дед меня отругал. Сказал, что он полностью на стороне Игоря Марковича, что я должна свой темперамент запрятать куда-нибудь подальше и приходить на работу серьезная и собранная. Я задумалась. Мнение деда было для меня всегда главным. И если дед говорит, что я не права, значит, я неправа. Только мне не хватает ума понять, где именно…
(1) Строчка из песни «Поручик Голицын»
(2) Цитата из романа М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита».
(3) Не очень приличная и не очень правильная с точки зрения латинского языка фраза. В примерном переводе — Пьяная женщина собой не владеет. Правильное написание фразы будет такое — Femina in vino curator vaginae non est.
Игорь Маркович. Опять злюсь
Нет, это не девчонка! Это теперь моя постоянная головная боль. Надо же такое ляпнуть! Фемина ин вино — нон куратор вагина. В МУЖСКОМ коллективе. В моем коллективе! Другая бы краской залилась от этой фразы. А эта сама ляпает. А эти гады и рады. Ржут. Альберт ее уже в клуб приглашает, наш красавец Беляков глаз с нее не сводит. Да и остальные тоже самое. С животов оперированных они глаз должны не сводить! А не хороводить в ординаторской. Все беды от баб! И без них никак, и с ними никак. Вчера приехал домой. Собирался весь вечер проваляться на диване вдвоем с О' Генри. Давно хотел перечитать. Только взял книгу — звонок в дверь и тут же стук в нее же. Я сразу, конечно, понял, кто меня сейчас навестит. Побрел открывать. Анжела влетела как всегда шикарная. Но настроение у нее в последнее время боевое и агрессивное. А тут вдруг она радостно возбужденная. Я мысленно вздрогнул — леди явно придумала какую-то каверзу, чтобы вернуть меня в стойло.
— Здравствуй, Игореша! Любимый!
Я поморщился.
— Не куксись. У меня обалденная новость. Сейчас ты будешь летать от радости.
— Жду с нетерпением. Давно не летал.
— Я сегодня была у гинеколога. Я беременна. Ты будешь отцом. УЗИ пока делать рано. Очень маленький срок. Но тесты не обманули, гинеколог подтвердил — беременность малых сроков. Ты счастлив? По-моему, ты давно созрел для отцовства. Идем в ресторан. Отпразднуем новость. Ты выпьешь вискарика, а я глоточек шампанского. Больше беременным нельзя. А потом вернемся в гнездышко. Как два голубка. Одевайся. Поехали. Я за рулем буду. Ты сможешь расслабиться и отпраздновать событие по полной программе!
— Угу.
— Что угу?! Иди, переоденься. Не в шортах же поедешь. Можешь душ принять. Не спеши, но и не тормози. Я столик заказала. Тебе на все про все полчаса.
— Значит ты сегодня была у гинеколога. Вытащила свою «Мирену». И решила быстро забеременеть. От меня. Анжела, а если быстро не получиться? Как будешь выкручиваться? Что придумаешь? Мне уже заранее страшно становится от твоего сокрушающего все вокруг желания получить статус моей жены.
— Да как ты смеешь?
— Смею! Ты пытаешься манипулировать мною. И кстати, забеременеть от меня у тебя не получится.
— Сам ты гад и манипулятор! Полгода спал со мной…
Тут до нее дошло. Глаза стали круглые и растерянные.
— Игореша, ты че? Бесплоден? А почему ты раньше не сказал?
— Зачем? Я тебя замуж не звал, чтобы об этом разговаривать.
Анжела соображала всего пару секунд. Растерянность сменилась радостью.
— Любимый! Я тебя спасу! Я понимаю как тебе тяжело. Но ничего. Когда мы поженимся, я отвезу тебя в лучшие репродуктивные клиники мира. Ну, а если ничего не получится, то и ладно. Не все же семейные пары детей рожают. Сейчас вообще модно быть чайдлфри.
Ну, вот и что с ней делать?…
Ксения. Аппендэктомия, пьяная невеста и оранжевые труселя
В субботу я пришла на дежурство, как и обещала деду, серьезная и собранная, ровно в половине восьмого. Зашла в ординаторскую, которая на сутки была в моем полном распоряжении. Ординаторская пустовала, дежурного врача не было. Переоделась, покрутилась — очень хотелось выпить кофе. Но, нет. Собралась и пошла к Соболеву. Постучалась и вошла. Игорь Маркович сидел за своим письменным столом и разговаривал с кем-то по стационарному телефону. На диване расположился Цветоватый Борис Леонидович. Наш дежурный с пятницы на субботу хирург. Начальник махнул мне рукой в сторону дивана. Я прошла и села. Разговор был явно рабочий. Соболев уточнял срок беременности, потом спросил о последнем анализе крови и мочи. Что-то выслушал и сказал в трубку, — Готовьте больную к операции, сейчас приду. Положил трубку и посмотрел на меня.
— Ксения Андреевна, у нас аппендицит у беременной в акушерском корпусе. Срок беременности — 25 недель. Температура — 39, лейкоциты в крови — 21,7. Будем оперировать. Ключ от ординаторской с Вами?
— Да. (Я еще в свой первый рабочий день выпросила у МишМиша его ключ и сделала себе дубликат).
— Ну, и отлично. Борис, договорились? Дождешься нас?
— Конечно.
Соболев уже тыкал пальцем в кнопки телефона.
— Светлана, мы с Ксенией Андреевной оперируем в акушерском корпусе. Борис Леонидович подстрахует. Если что — он будет в ординаторской до нашего возвращения. Людмиле тоже передай. Я ей сейчас звонить не буду.
Светлана — это постовая медсестра второго блока, которая дежурит с нами с субботы на воскресенье, а в первом блоке — Людмила. Я вчера все узнала. Еще с нами дежурят две процедурные медсестры — Галина и Наташа, и две перевязочные медсестры — Нина Александровна и Елена. Нина Александровна пред-пенсионного возраста, остальные медсестры молоденькие, от двадцати до тридцати.
Мы трое вышли из кабинета и направились в разные стороны. Цветоватый — в сторону ординаторской, мы с Соболевым в сторону лифта. На душе у меня стало тревожно. Я ни разу не ассистировала аппендэктомию у беременной. Хоть бы все было хорошо с женщиной и с ребеночком.
Лифт ждать не стали, сбежали по лестнице, через приемный покой вышли на улицу и пошли по направлению к акушерскому корпусу. Пока шли в голове у меня крутились стадии аппендицита — катаральная, флегмонозная, гангренозная и перитонит… а там, в животе ребеночек…уже большой, но еще такой маленький! Молча прошли пищеблок, женскую консультацию. Дошли до приемника акушерства. Игорь Маркович толкнув дверь, придержал ее для меня. Когда я проходила мимо, спросил, — Страшно?
Я не стала храбриться. Созналась.
— Очень волнуюсь. Беременная ведь!
Ну, кто так говорит! Как будто это я беременная и волнуюсь. Но, Игорь Маркович все понял и кивнул. И мы направились в оперблок акушерства, где нас встречали две женщины, акушеры-гинекологи. Они остались о чем-то говорить с Соболевым, а мне показали помывочный блок с раздевалкой. Видимо моя роль будет только ученическая. Ассистировать будут эти гинекологини. Но, все равно, внутренне, пока я мыла руки, одевалась в операционную одежду, я вся обмирала. Кстати, вместо хирургического костюма мне была приготовлена ситцевая простецкая ночнушка с синенькими мелкими диагональными надписями по всему полотну — «минздрав», «минздрав», «минздрав». Уже старенькая, многократно стиранная и стерилизованная. Такие рубашки раздают роженицам. Они удобные для кормления грудью за счет специального фасона. Отрез под грудью, две полочки углом позволяют легко достать грудь для кормления малыша. Рукавов нет. Забавно. Шапочка и маска были обычные и, совместно с рубашонкой, вид оказался убойный по своей нелепости. Пока я мылась и переодевалась, зашли обе гинекологини и Соболев. Гинекологини, кивнув мне, тоже быстро стали готовиться, переоделись в такие же рубашечки в синенький минздрав. Соболев шуршал за перегородкой, что-то бурча, вышел он быстрее нас. Я подождала гинекологов, чтобы вместе с ними пройти в операционную. Выходим,… в следующий момент я заржала в голос, забыв все свои страхи, опершись о косяк, поскольку ноги меня не держали. От хохота они стали ватными, а из глаз брызнули слезы. Это было неправильно, неприлично и неуместно, но я ничего не могла с собой поделать.