Когда они въехали во двор, уже стемнело, фонари на стенах дома отбрасывали на булыжники желтые круги. Лошадь внезапно свернула к конюшне, и герцог наклонился вперед, чтобы направить непослушное животное к дому. Мисс Арчер вдруг повернула голову, и его нос уткнулся в мягкие завитки, а рот оказался прижат к холодному уху.
Она съежилась, а он отстранился.
– Прошу прощения.
На его губах остался привкус ее холодной кожи.
Темнота опустилась бы гораздо раньше, чем она добралась бы до Хоторна. Она вполне могла заблудиться, и утром на одном из его полей нашли бы лежащее ничком замерзшее тело в залатанном пальто.
Монтгомери вдруг охватило странное, жгучее желание встряхнуть ее.
– Ваша светлость. – Конюх стоял возле левой ноги, с нескрываемым удивлением глядя на женщину в объятиях Себастьяна.
– Стивенс, – коротко сказал он, – там вторая лошадь.
Мисс Арчер пошевелилась, отчего ее округлый зад сильнее прижался к его паху. С тихим проклятием Себастьян соскочил с седла, как только Стивенс убрался с дороги.
Ее лицо теперь находилось над ним, неподвижное и бледное, как луна. Монтгомери поднял руки, чтобы помочь девушке, но она не сдвинулась с места, ее пальцы все еще сжимали гриву лошади.
– Прошу вас, мисс.
Окаменела она, что ли, там, наверху? Девушка вела себя подозрительно тихо.
Лошадь пятилась в сторону, стремясь поскорее добраться до конюшни. Аннабель все держалась за гриву.
Монтгомери протянул руки туда, где под слоями одежды должна была находиться ее талия, собираясь снять девушку с лошади, и услышал слабый всхлип.
– Что на этот раз?
– Боюсь, что упаду, – раздался ее раздраженный голос.
До него дошло, что девушка, вероятно, никогда раньше не ездила на лошади, несущейся галопом. Быстрая езда вполне может испугать новичка. У него самого лицо онемело от сильного встречного ветра.
– Не бойтесь, я вас поймаю, – хрипло произнес он.
Аннабель почти упала в объятия Монтгомери и, крепко вцепившись ему в плечи, неуклюже соскользнула вдоль его тела. Наконец ноги девушки коснулись земли, и она подняла глаза. В мутном газовом свете невозможно было определить их цвет. Однако герцог точно знал, что они зеленые, удивительного оттенка, спокойного, приглушенного, как лишайник. Он еще раньше хорошо рассмотрел эти глаза. Монтгомери по-прежнему ощущал тяжесть ее тела и наконец осознал, что все еще крепко обнимает мисс Арчер. Спохватившись, он тут же разомкнул объятия, отступил назад, не переставая поддерживать ее под локоть.
– Вы можете стоять?
– Да, ваша светлость.
Мисс Арчер казалась растерянной. Без сомнения, девушка была очень независимой и привыкла обходиться без посторонней помощи.
На всякий случай он положил ее руку себе на предплечье. Перчатки у нее были старые, потертые, и Монтгомери почувствовал странное желание прикрыть ее руку своей, пока Стивенс, самый медлительный конюх на свете, не уведет лошадь.
Он почти втащил девушку вверх по главной лестнице. В освещенном теплом доме их с нетерпением поджидала небольшая компания – по вестибюлю нервно расхаживала миссис Бичем, а в дальнем конце стояли две молодые леди, готовые броситься к подруге, как только герцог исчезнет из поля зрения.
Мисс Арчер убрала руку с его плеча, лицо девушки было непроницаемым, как ее наглухо застегнутое пальто. И таким же холодным. Но, несмотря ни на что, она была так хороша… Он заметил ее красоту еще раньше, там, на холме. Даже без всех этих продуманных с дальним прицелом нарядов, которые обманули бы менее проницательный мужской глаз, даже с покрасневшим носом и растрепанными ветром волосами эта женщина была прекрасна. И считалась бы красивой во все времена. Такой тип красоты не зависел от моды или положения в обществе: изящная шея, точеные скулы, мягкий рот. Этот рот… Розовые полные губы могли бы принадлежать скорее куртизанке из Бретани, чем англичанке, синему чулку из деревенской глуши… Себастьян поймал себя на том, что пристально смотрит на мисс Арчер, пытаясь понять, к какой из знакомых ему категорий женщин ее следует отнести. И, к своему удивлению, так и не понял.
На шее мисс Арчер все еще оставался его шарф, а монограмма в виде герба Монтгомери, как значок, расположилась прямо на бугорке ее левой груди. При виде этого зрелища герцога будто обдало жаром, в глазах потемнело. Он уже был не в силах мыслить здраво, сохранять спокойствие. Она должна принадлежать ему. На мгновение эта мысль пронзила его, и он уже едва сдерживал жгучее желание, его как магнитом тянуло к этой девушке.