Василий Борисович Ливанов
Мой любимый клоун
Действующие лица
Димдимыч, инспектор манежа, или шпрехшталмейстер.
Сергей Синицын, белый клоун.
Роман Самоновский, рыжий клоун.
Алиса Польди, воздушная гимнастка, жена Романа.
Полина Челубеева, артистка цирка.
Баттербардт Владимир Карлович, академик.
Мальва Николаевна, его жена.
Мать Мария, соседка Синицына.
Врач неотложной помощи.
Дежурный врач.
Воспитательница в детдоме.
Михаил Николаевич, по прозвищу Царь Леонид, метрдотель.
Грузчик.
Ванька, маленький мальчик.
Санитары.
Официант.
Действие происходит в Москве, наши дни.
Акт первый
Картина первая
Цирк, рабочее помещение за форгангом.
Полина. Красивая… Леся Баттербардт.
Интересно, почему она его фамилию взять не захотела? Была бы Леся Синицына. Леся — это, наверное, Ольга… Ольга Синицына. Красивая! И познакомилась с Сережей, как и я, в цирке. Только она из публики, а я на манеже работала. Летом, в Саратове. Это теперь так объявляют: «Соло-клоуны Сергей Синицын и Роман Самоновский!» А тогда он опилки глотал один, без Ромашки. В афише писали: «Весь вечер на манеже клоун Сережа».
После первого представления попали в гостинице за один стол. Он как раз напротив. И все на меня поглядывает. Я ему сказала: «Не гляди, все равно не разглядишь меня». А мои сестрички забавляются. Акробатическая группа сестры Челубеевы! Пять девчонок подобралось, а Челубеева-то по-настоящему я одна. В цирке так случается.
Не помню, кто из сестричек тогда предложил: «Пусть нас коверный Сережа шампанским рассмешит». Он купил шампанское. Поднялись к нам, в наш просторный номер. Сережа был, что называется, в кураже. Смешил нас до слез.
Я почему-то чувствовала, что это он для меня старается. А потом меня попросил спеть. И я пела. Вспомнилось что-то грустное, давно забытое. Только для него одного пела, для Сережи. И мне казалось, что он это понял. Несколько раз приходила коридорная, требовала тишины и наконец разогнала всю компанию.
Сережа пошел к себе. Его номер был в самом конце длинного коридора, на том же этаже.
Он потом говорил, что стал уже задремывать, когда услышал стук в окно. Сначала он и не понял — ведь третий этаж. Когда распахнул окно, я спрыгнула к нему с подоконника. Да еще в руке держала непочатую бутылку шампанского. По карнизу с ней прошла. Сказала ему: «Если не нравлюсь, гони меня, дуру, Сережа».
Он взял у меня из рук бутылку, попробовал прямо из горлышка: «Теплое…» И еще я ему тогда сказала: «Если не разлюблю тебя, Сережа, беда будет. Моя беда». Сколько лет тому, пять? Нет, семь. Неужели семь?
Появляется Димдимыч, деликатно кашляет.
Димдимыч. Полина, мне ваш выход скоро объявлять. Вы готовы?
Полина. Готова. Димдимыч, правда, что Сережа… что Синицын… в общем, что они задумали ребенка брать из детдома?
Димдимыч. Насколько мне известно, да.
Полина. Вы только ему не говорите… Синицыну.
Димдимыч. Что не говорить?
Полина. Ну, что я интересовалась.
Димдимыч. Не скажу.
Из-за форганга доносится смех и аплодисменты публики. Влетает Роман, он в клоунском костюме.
Роман. Откривлялся, как выражается силовой жонглер Валерий Муромов. Кстати, угадайте, почему мозг клоуна стоит десять копеек за килограмм, а мозг силового жонглера десять тысяч за один только грамм? За что такая несправедливость?
Димдимыч. Не знаем, сдаемся.
Роман. Потому, что мозг силовых жонглеров — это дэфецит. Поняли?
Появляется Сергей Синицын, тоже в клоунском костюме.
Полина. Здравствуй, птичка-синичка.
Синицын. Привет и ауфидерзейн.
Полина уходит.
Синицын. Ромашка, я опять плечо вывернул.