Воспитательница. Сергей Дементьевич?
Синицын. Правильно.
Воспитательница. Вы вот в этой графе ничего не написали. У вас еще дети есть?
Синицын. Есть. Четверо. Три девочки, остальные пятеро — мальчики. И все, само собой, — близнецы.
Воспитательница. Будете брать?
Синицын. Будем брать! А вы сказали ему, о чем я вас просил? Ну, что я — клоун?
Воспитательница. Ах, это… Да, сказала.
Синицын. Ну и как он? Ничего? Не расспрашивал?
Воспитательница. Он очень смеялся и, по-моему, не поверил.
Синицын. А он когда-нибудь видел клоунов?
Воспитательница. Они были в цирке на новогодней елке. И на картинках видел, конечно. Знаете, как обычно рисуют: красноносых таких, в колпачках.
Роман. Во-во! Очень хорошо.
Воспитательница. Его там собирают. Знаете, что он меня спросил? «Я теперь где буду жить, в цирке?» Как вам нравится?
Роман. Наш человек! (Воспитательница уходит.)
Синицын (достает записку). Вот послушай. Дома лежала, на столе в кухне. Сам читай. Можешь все читать.
Роман. «Сережа… Я умолила папу заехать перед отлетом в Канаду. Тебя нет дома, ждать мы не можем. Самолетом из Шереметьева… Ну, не важно. Почему ты не звонил? Ведь ты знал, что я сегодня улетаю. Если будет с кем переслать письмо — напишу. Где ты все время пропадаешь? Я ненавижу твой цирк. Убегаю, целую 1000, Леся».
Синицын. И ни слова о Ваньке, ни слова!
Роман. А что ты скажешь Ваньке, если спросит, где его мать?
Синицын. Скажу, уехала, скоро приедет.
Воспитательница выводит мальчишку.
Клоуны смотрят на Ваньку, он на них.
Конец первого акта.
Акт второй
Между первым и вторым актами проходит десять дней.
Картина шестая
Лестничная площадка жилого дома.
Две двери напротив. Одна приоткрыта.
Синицын жмет на звонок у закрытой двери.
Голос из-за двери. Кто там?
Синицын. Это я, ваш сосед Синицын. У меня очень плохо с ребенком. Откройте, пожалуйста.
Соседка выходит на площадку.
Соседка. Что случилось?
Синицын. Кашляет ужасно, как будто лает. Задыхается.
Соседка вместе с Синицыным поспешно скрывается за дверью его квартиры. Вскоре снова выходят на площадку.
Соседка. «Неотложку» надо. Я сейчас, только возьму монетки. Телефон-автомат в соседнем подъезде. (Уходит и возвращается в шубе) Я сейчас. Вы не пугайтесь. Ничего. Идите к нему. Господи, господи… (Уходит)
Появляется Полина Челубеева. Вернее, возникает на сцене.
Полина. Здравствуй, птичка-синичка. Ну, как живешь со своими бутербродами?
Синицын. А тебе-то, Челубеева, что за дело?.. Полина, почему, когда мне плохо, я думаю о тебе?
Полина. Помнишь, ты сказал, что я знаю о тебе все? Может быть, даже то, что ты сам не знаешь?
Синицын. А помнишь, как ты сказала, что, если не разлюбишь меня, беда будет. Твоя беда. Да, ты так говорила. Ты так говорила?
Полина молчит.
А помнишь, как мы познакомились? Я тогда манежные опилки глотал один, без Ромашки. «В паузах клоун Сережа». Сколько лет тому — пять? Семь? И встречались с тобой как-то странно, словно запоями. Разъезды, разъезды… Так и не мог понять, кто ты для меня: друг не друг, жена не жена. Просто Полина Челубеева.
Полина. Просто Полина Челубеева.
Синицын. А потом приехал из ГДР этот дрессировщик Зигфрид Вольф со смешанной группой хищников. И потянулась сплетня, что ты с этим немцем. И там-то вас видели вместе, и там-то. Как я тогда бесился! Встретил бы, отколотил, как бубен. А потом меня замотало по Союзу, и я совсем забыл тебя. Постарался забыть. И какое у меня право на твою любовь? Никакого. После встретил тебя и не поздоровался.
Полина. Здравствуй, птичка-синичка.
Синицын. Вот и кантуйся со своим белобрысым дружком, дрейн унд цванцих, фир унд зибцих! Ауфидерзейн!
Полина уходит, вернее, исчезает.
Синицын. Когда Ваньку привезли, я Лесину фотографию снял со стены и спрятал за холодильник. А он спрашивает: какая наша мама? А я говорю: приедет, сам увидишь.