— Ну, здравствуй, Ясинья Крикет, — с довольной улыбкой выдает она и оценивающе меня осматривает.
— Здравствуйте… — удивляюсь, конечно, откуда она меня знает, а еще тому, почему так нагло смотрит.
— Лилия Константиновна. Я мама Глеба.
Так вот кого она мне напоминает!
— Проходите…
Глава 27
Лучше сдохнуть, чем ее лишиться.
©Глеб Юсупов
Никогда так рьяно не спешил домой. Даже когда оплатил последний взнос за квартиру и получил ключи, наконец осознав, что свободен от родительского влияния в финансовом вопросе. Сейчас, когда дома меня ждет моя Ясная, бегу туда на всех парах.
Хочется порадовать Яську чем-нибудь приятным. Мог бы купить цветы, да знаю, что она чихать будет от них весь вечер. Поэтому заскакиваю в сувенирный и покупаю большого плюшевого медведя. Возможно, банально, но ничего другого просто в голову не приходит.
Пру этого медведя подмышкой, желая вручить той единственной, от которой трещит мое сердце, как сумасшедшее, разбиваясь в хлам. Немного удивляюсь, что замок закрыт всего на один оборот. Странно! Точно помню, что когда уходил, закрывал на все.
В коридоре стоят чужие туфли. Вернее, не совсем чужие. Они принадлежат той женщине, которая меня родила.
Какого хрена⁈
— Мама! Что ты здесь делаешь? — с ходу задаю вопрос, как только оказываюсь на кухне.
Там просто картина маслом. Моя мать, подобно королеве с царской осанкой, восседает во главе стола с чашкой чая в руках. Рядом сидит, скромно потупив глаза, Ясинья и судорожно обхватив свою чашку руками, выглядит явно смущенной. На девчонке лишь моя футболка, и оттого она явно тушуется рядом с разодетой в дорогие тряпки матерью.
— Пью чай, сынок, — чуть вздрогнув от моего тона, но быстро взяв себя в руки, отвечает мама.
— Я спрашиваю, что ты делаешь в моей квартире? — таким жестким тоном высекаю, что у моей малышки глаза на лице распахиваются и становятся размером с футбольное поле.
— Решила проверить, как поживает мой сын, — расправив плечи, но явно пасуя, отвечает мама. — Я что, не могу узнать, как у тебя дела?
Потом она явно осознает тот момент, что при Ясе я сдерживаю все те эпитеты, которые мог употребить в данной ситуации, смелеет и произносит:
— Пришла сообщить тебе лично. Тот вопрос, что мы обсуждали, решен. И через неделю придут лекарства для…
— Ты могла мне все это по телефону сообщить, — перебиваю ее сразу же, чтобы она ничего лишнего не наговорила. — Тебе пора!
— Глеб! — встревает тут же Ясинья пронзив меня возмущенным взглядом.
Мать замирает и с нажимом смотрит мне в глаза. Только она знает, что не хрена это не действует. Больше не действует. Хрущу шейными позвонками и делаю шаг в сторону всем своим видом демонстрируя, что ей пора на выход.
Ясная уже рот открывает, чтобы возразить, но тут мать понимает, что сейчас будет плохо всем, и поднимается.
— На самом деле Глеб прав. Засиделась, а у меня еще дела. Рада была познакомиться, Ясинья.
Мать неловко пожимает плечами и устремляется в прихожую. Сует ноги в свои шикарные дорогие туфли и разворачивается к двери.
— Очень симпатичная девушка, — предпринимает она попытку высказать свое одобрение моим выбором.
— Не надо, мам, — руки в карманы штанов сую и чувствую, как по позвоночнику проходит волна возмущения. — Имени ее даже в слух не произноси, — сиплю тихо, но внушительно, сразу пресекая все ее попытки строить из себя участливую мамашу. — Не приходи сюда больше. Сам приеду и все заберу, когда время придет.
Мать понимает все без лишних слов. Кивает головой и, натужно улыбнувшись, уходит прочь. Она никогда до этого не приходила в мою квартиру. Чем я живу, ее не особо волновало. Но тут пришла! Из-за Яси! И меня так это злит, что готов что-нибудь сломать.
— Глеб, что это было? — выдыхает за моей спиной Ясинья. — Почему ты так разговаривал со своей мамой?
Резко оборачиваюсь и смотрю в глаза той, которую полюбил. Единственную за всю свою жизнь. Никогда прежде не испытывал подобного преклонения перед живым существом. Женщиной! Она мой ангел, посланный уж в награду или на беду, не знаю. Но за ее чистоту я буду бороться до конца. Не допущу, чтобы ее коснулась грязь, в которой погрязли мои родители. Ни хочу, чтобы она с ними одним воздухом дышала, не то чтобы на одной планете находилась.
Подхожу к девчонке вплотную. Ладонями лицо любимое зажимаю и лбом в переносицу упираюсь.
— Никогда! Слышишь? Никогда не разговаривай с этой женщиной. Нужно будет: на другую сторону улицы при виде нее переходи, — шепчу вроде, а из нутра такие звуки страшные вырываются, что у Яси глаза сразу слезами наполняются. — Эта женщина… она не мама. Она… Ни хочу, чтобы она пятнала даже твою тень своим присутствием.
Яська сразу плакать начинает, но головой послушно кивает. По моему расшатанному состоянию понимает, что спорить нельзя. Она руками меня обхватывает, а потом запрыгивает и ногами овивает. Жмется ко мне со всей силы и носом хлюпает.
— У тебя такие глаза страшные были, — плачет она и по голове меня гладит. — Я испугалась.
Мне кажется, разожми я руки, она даже не почувствует это. Так на мне висеть и останется. Она так вцепилась, словно внутрь меня залезть пытается. Только четко понимаю, что никогда руки свои не разожму. Лучше сдохнуть, чем ее лишиться.
Девчонка моя замирает на мгновение и плакать вдруг перестает.
— Ой, а кто это? — с восторгом шепчет она, все еще всхлипывая, и смотрит куда-то в сторону.
Вспоминаю, что я медведя на тумбочке в прихожей оставил, которого ей купил. Он там с трудом уместился, но сидит. Ждет своей участи.
— А это, — с трудом выдыхаю, словно снова чешуей обрастаю, и, принимая беззаботный тон, выдаю, — а это тебе вместо цветов.
За ухо медведя беру и ей протягиваю. Яська ноги спускает с меня и обхватывает мехового монстра руками. Он чуть меньше ее в высоту и раза в полтора больше в ширину.
— Это лучше цветов! — пищит она от восторга и прижимает к себе Потапыча.
А у меня сердце в груди заходится. Понимаю, что ревную даже к медведю этому гребаному. Бесит меня, что она его обнимает, а меня нет. Руки уже тяну, чтобы отнять и подальше свой подарок закинуть. Только Яська мой маневр просекает. Каким-то чудом засунув плюшевого за спину, назад пятится и сквозь слезы смеется:
— Нет, он мой, — а потом запинается и на него заваливаться начинает.
Ловлю обоих и к себе со всей дури прижимаю. Этот момент навсегда в моем сознании, словно клеймо, запечатлевается как один из самых значимых. Ведь именно после него начинается отчет всех наших последних дней «вместе». Только мы этого еще не знаем и наслаждаемся каждым мгновением.
— Я тебе ужин приготовила, — шепчет Ясинья, когда я ее руками загребаю и к себе прижимаю.
Звучит так, будто я в гребаном Раю очутился. Любимая девушка шепчет какие-то невероятно уютные слова. Впервые ощущаю себя действительно дома. Там, где меня ждут и… Любят?
Только сейчас до меня доходит, что Яся мне так и не сказала слов любви. Может, не готова еще? Так я подожду. Столько, сколько ей понадобится. Потому что четко понимаю в этот момент, когда грудную клетку от чувств и эмоций словно снарядом всю раскурочивает: Ясинья — мой компас в море грязи и предательства. Который верной дорогой ведет меня к свету. Домой! Который не предаст и не подведет. Потому что я никогда не предам и не подведу ее! И эту клятву в своем сердце, как священный скрижаль, выбиваю навечно!
Глава 28
И это самое волнительное,
что со мной когда-либо происходило.
©Глеб Юсупов
— Ну что, готова? — спрашиваю, наверное, уже в тысячный раз и поправляю очки для плавания на любимом милом личике.
Сегодня Яся сдает зачет у Роднина. Ну как сдает? Я тренера сразу честно предупредил, что если он у нее не примет, даже если девчонка и двух метров проплыть не сможет, то на олимпиаду я просто не приду. Яська, конечно же, ничего об этом не знает, поэтому нервничает. Глупышка!