— Поначалу я поехал в Незерби, чтобы предупредить герефу. Но Эдгар Армстронг, как оказалось, уже две недели как уехал. Говорят, он даже покинул Норфолк.
Я это припоминал. Две недели назад Эдгар собрался и, оставив нас, ускакал неведомо куда. Ну и чёрт с ним. От него всё равно никакого проку.
— После этого, — продолжал священник, — я посетил молодого тана Альрика из Ньюторпа. Он тут же собрал своих людей и отправился в фэнленд. А я поспешил к вам. Ведь всем известно, что Хорса из Фелинга слывёт известным защитником прав и свобод саксов.
Конечно, так и есть. И теперь я должен поспешить на помощь внучке Хэрварда. Должен, и не медля. Это будет мой мятеж. Поэтому, едва дослушав отца Мартина, что-де ему ещё надо поспешить к благородному Бранду, я сгрёб его за грудки:
— Ко всем чертям! Сейчас ты, поп, поведёшь меня к Тауэр-Вейк. Я немедленно соберу своих людей.
Это надо же, мальчишка Альрик уже снял со стены меч, а я все прозябаю в Фелинге! И я разозлился, когда священник стал твердить, что он не может вести меня, что ему надо к Бранду и иным. Он считал, что, если таны объединятся, а мудрый Бранд сумеет переговорить с Ансельмом, дело может ещё кончиться миром. Нет уж, разрази меня гром! К дьяволу толстяка Бранда, к дьяволу переговоры. Я хотел мятежа, крови, сражений. И не желал пропустить час своей славы.
Мы собрались скоро. Мои парни, засидевшиеся в дыму усадеб, с радостью седлали коней, облачались в обшитые бляхами куртки, брали огромные секиры — доброе саксонское оружие, каким ещё наши предки бились с завоевателями Вильгельма. Я велел даже сыну Олдриху собираться. Ему уже четырнадцать, он и йоль отмечал со мной в этом году. Даже рассказывал, как к девке приставал. Откуда было взяться девке на йоле, объяснить не мог. Врал, наверное. Хотя в Незерби и поговаривали, что сам Эдгар не отказал себе в удовольствии провести ночь с некой заезжей особой. Чёрт! Опять я об Эдгаре.
Женщины, напуганные нашими сборами, квохтали, путаясь под ногами, плакали. Мои жёны цеплялись за меня. Только благородная Гунхильд была спокойна. Сама сняла со стены секиру и подала мне:
— Буду молиться, чтобы все обошлось малой кровью.
Но я-то хотел крови. О, как я её хотел! Наконец-то я был соколом, с глаз которого сняли колпачок и который рвётся в полёт. А все эти причитания... Женщины глупы и слабы. Хотя нашлась одна, которая не убоялась войны. Но ведь в ней текла кровь самого Хэрварда! И ещё не зная её, я уже был готов жизнь за неё отдать.
Мы двигались так быстро, как только могли. Перед глазами мелькали то струи дождя, то снежные хлопья. Облака льнули к земле, вскоре начало темнеть. Кони поскальзывались в грязи и гололедице, однако я почти не следил за дорогой, вверясь такому знающему фэны проводнику, как отец Мартин. И когда путь позволял нам ехать рядом, начинал его расспрашивать о Гите Вейк.
Моё восхищение этой девушкой росло с минуты на минуту. Оказывается, она оставила монастырь, как только прознала, что её люди в беде. Она как раз прибыла в Тауэр-Вейк, когда туда пришли люди негодяя Уло, и по её приказу их всех убили. После она обратилась за помощью к герефе Эдгару, но он отказал ей. Попросту удрал, как я теперь понимал, вспоминая, в какой спешке он покидал йоль. И это потомок Гарольда Годвинсона? Нет, это подонок, трус, нидеринг![53]
Вскоре мы выехали на тракт, достаточно удобный для быстрой верховой езды. Это была старая, проложенная ещё римлянами дорога, ведущая из Дэнло в центральные графства Англии. Большая часть этого пути некогда входила во владения Хэрварда, но её, как и всё остальное, прибрало к рукам аббатство Бери-Сент-Эдмундса. И все смирились с тем, что аббат берёт за проезд значительную мзду. Однако вот наконец появилась женщина, сумевшая указать им место. А эти псы норманны ещё смеют говорить, как убоги и неинтересны саксонки!
Впереди замаячил тёмный сруб сторожевой вышки. Я велел своим людям быть наготове. Отец Мартин принялся было увещевать, что не стоит сейчас ввязываться в драку, дескать, разумнее будет, не привлекая к себе внимания, вступить в земли Гиты, показать Ансельму, что она не беззащитна. Но я лишь шикнул на священника. Можно подумать, он вызвал нас в фэны, чтобы «в туфлю по кругу» поиграть.
В вышках у дороги обычно находилось по два-три охранника, следивших за уплатой пошлины. Сейчас же под навесом у сруба было привязано штук десять крепких лошадей, и едва мы приблизились, из дверного проёма показалось несколько вооружённых воинов. Один из них, в шишаке с металлическим наносьем, шагнул вперёд, поднял руку, приказывая остановиться.
— Назовите своё имя и уплатите пошлину, во имя святого Эдмунда.
Отец Мартин начал что-то говорить, но я не мог больше ждать. Древко секиры словно само прыгнуло мне в руку, и в следующий миг я с размаху опустил её на кованый шлем норманна. Ха! Доброе оружие не подвело. Удар секирой не чета выпаду мечом — шишак норманна треснул, как скорлупа ореха. И началось.
Воины Ансельма были пешими, и мы тоже соскочили с коней. Сражаться секирой лучше по старинке, стоя на земле, чтобы не зависеть от ненадёжного норова лошади. Наши обшитые бляхами панцири дублёной кожи были не хуже, чем у норманнов. Но секиры — вот уж славное оружие! — они кроили их доспехи, и несколько минут над притихшим болотом стояли крики, стоны и громкий звон стали. Вмиг стало жарко. И весело. Смерти я не опасался. Я видел перед собой врагов и хотел их уничтожить.
Все произошло быстро. Единственный наш промах — мы не углядели, как один из людей Ансельма вскочил на лошадь и поскакал прочь.
— Догнать! — крикнул я.
Тщетно — он ускакал.
Я огляделся. Мои парни отлично справились с делом. Норманны были перебиты, стонали раненые, и я велел их добить. Из моих людей только один погиб и двое оказались ранены. А ещё я увидел, как мой сын Олдрих, забившись в кусты, ревёт, поскуливая, как щенок. Я выволок его оттуда.
— Не позорь меня трусостью. Это твой первый бой, так что веди себя как мужчина.
Но Олдрих лишь трясся, и мне стало противно. Отпихнув мальчишку, я пошёл к своим раненым. У одного шла ртом кровь, и я понял, что он не жилец. Второй, некий Гирт, заигрывавший с одной из моих жён, оказался ранен в бедро. Я велел быстро перевязать их и взгромоздить обоих на лошадей.
— Будем двигаться дальше. В Тауэр-Вейк им окажут помощь. И где отец Мартин?
Священник показался из-за угла башни. Неужели прятался? А ведь вроде был не трус, да и силач, на ярмарках принимал участие в боях на палицах. Но сейчас я поглядел на него с презрением:
— Что, отче, не по вкусу пришлась наша кровавая месса?
Испуганным он не выглядел.
— Не следовало так поступать, Хорса. К чему эта бойня? Теперь у Ансельма будет лишний повод для нападения.
— Ко всем чертям! — огрызнулся я. — Вы что же, думаете, я со своими людьми маршем пройду мимо своры проклятого аббата? Нет, я вышел на войну, и пускай теперь норманны трепещут.
Священник промолчал и стал возиться с моим никак не унимавшимся сынком. Когда же я велел трогаться в путь, этот поп заявил, что желает оставить нас. Дескать, ему лучше поехать к Бранду, который знает, как вести переговоры, и не станет без толку лить кровь.
Тогда я снова сгрёб его за капюшон и велел вести нас вперёд.
Тут поп проворчал:
— Каждое чучело на своём огороде — император.
Если бы он не был мне нужен как проводник, я бы ему накостылял по загривку, как полагается. Но я ещё припомню эти слова. Когда, например, он начнёт клянчить пожертвования на свою развалюху Святого Дунстана.
К башне Хэрварда мы прибыли, когда уже стемнело. И что мне понравилось, так это как были устроены засады на подступах и посты на болотах. Неужели всем этим заправляет женщина? Я готов был в пояс ей поклониться. Хотя она заслуживает поклонения уже как внучка Хэрварда.
В башне нас встретили радостно. Я огляделся. Н-да. Когда-то обустроенное жилище теперь представляло собой каменный остов с перекрытиями этажей. Людей здесь было полно. Тут же лошади и скот, куры. Развернуться негде. Я увидел Альрика. Парень обрадовался мне.
53