«Ты прекрасна. Сияешь как звездочка!» восхитился отец и взял меня за руку.
«Спасибо» коротко ответила я, увидев, как в дальнем углу Лиза, окруженная, видимо, себе подобными подругами, просто «позеленела» от злости и зависти, так как все приглашенные гости стали уделять внимание мне, а не ей. Так ей и надо! Ее подружки, тоже не обделили меня своим вниманием, и с плохо скрываемой завистью рассматривали мои дарованные природой шикарные формы.
Вечер быстро наскучил мне, так как среди гостей не было ни одного моего ровесника. Одни лишь пафосные женщины, мужчины в возрасте и тупые лица подружек Лизы, которые, как змеи вились вокруг нее, высовывая свое жало в мое сторону. Только бы не подошли ко мне, иначе я не сдержусь. Но Лиза будто прочитала мои мысли и решила сделать все наоборот. Когда вечер был в самом разгаре она подошла ко мне, при этом приветливо цокнув своим бокалом шампанского о мой.
«Как тебе вечер? Все нравится?» поинтересовалась она. Я проигнорировала ее вопрос.
«Я занималась организацией, кстати… Неплохо да?» продолжила свой допрос Лиза.
«Ах, это ты организатор? То-то я и смотрю, как-то тухло все. И музыка, и еда полный отстой» съязвила я ей в лицо.
«Зря ты так, Аня, нам следует с тобой подружиться, хотя бы ради отца» сказала она и отмахнула назад свои темные волосы. В ее ушах что-то сверкнуло, и я вдруг увидела, что это. Не может быть! У нее в ушах были мамины сережки! Это был комплект из золотых сережек с синим камешком. Мама оставила их перед уходом, забрав лишь себе такой же кулон на память. Папа отдал их мне, когда мне было пятнадцать. Они всегда хранились у меня в шкатулке…
«Какого черта сережки моей мамы сейчас на тебе?! Ты что рылась в моей шкатулке?!» взорвалась я.
«Ох, прости, я никак не могла подобрать к моему платью подходящее украшение и тут чисто случайно на глаза попались вот эти сережки, правда здорово смотрятся?» прошипела на своем змеином языке Лизка.
«Чисто случайно?! Они лежали в шкатулке в моей комнате! А ну, живо снимай сережки дрянь!» закричала я на весь зал, не замечая присутствующих. Я схватилась обеими руками за уши Лизы и чуть не оторвала их вместе с украшением. Раздался оглушительный женский писк и на выручку своей жене прибежал папа. Он растащил нас по углам.
«Что происходит?» спросил строго он у нас обеих.
«Милый, она накинулась на меня, я ничего не сделала!» стала оправдываться Лизка. Я разозлилась еще больше.
«Папа! Она взяла без спроса мамины сережки!» воскликнула я. Папа схватил нас обеих за руки и отвел подальше, чтобы никто не слышал наших склок.
«Это я разрешил ей взять эти сережки» ответил вдруг папа. Я вскинула вверх свои брови.
«Но ты же знаешь, что эти сережки очень мне дороги, это единственная память, как ты мог?!» воскликнула я. Лизка стояла рядом довольная своей победой.
«Я уже жалею, что оставил их тебе. Ничего страшного ведь, по сути, не случилось, почему ты ведешь себя, как эгоистка?» взорвался папа. Я взглянула в его глаза, ища поддержки, но увидела в них только гнев.
«Ах, так! Тогда мне больше нечего здесь делать!» закричала ему в лицо я и пошла на выход, широко размахивая руками и еле сдерживая слезы от обиды. Папа всегда был на моей стороне, даже если я не права, а тут… Эти сережки единственная память от мамы. Она не имела права их брать без разрешения. Да и разрешения от меня Лиза никогда бы не получила.
Я выбежала на улицу и сразу съёжилась от холода, на ходу надевая пальто на легкое платье. На улице было темно и сыро, моросил осенний дождик, и я совершенно не знала, куда мне пойти. Неподалеку послышался звонкий лай. Это был соседский лабрадор. Очень добрая, но немного шумная собака по кличке Тильда. Она иногда забегала к нам во двор, но папа был не против. Он любил собак.
«Тильда! Перестань, испачкаешь мне платье» выругалась я на животное, так как дружелюбный пес тут же кинулся мне на руки, царапая когтями платье. Я прогнала Тильду подальше и стала отряхивать платье.
«Аня!» услышала я неподалеку. Я огляделась вокруг. Через дорогу, напротив нашего дома, стоял парень и махал мне рукой. В темноте я не могла различить его черты лица, но учитывая тот факт, что парень стоит около знакомого мне с детства дома означало только одно.
«Эй, малышка Эн! Не узнала?» обратился громким басом ко мне молодой человек. Только один человек мог меня так называть. Сомнений не осталось: это был Матвей.