— Не дуйся. Я совсем заработался.
— Угу. Круглосуточно смешил придворных, — фыркнула я.
— Отнюдь. Я заканчивал работу над детской пьесой. Хочу поставить её в городском театре к Рождеству.
— Добрый ты какой, — сказала я ядовитенько.
Лошадка звонко зацокала по мосту. Ага, значит, до дома осталось всего ничего.
— Рита, чего плохого в том, что я делаю что-то для детей? — напряжённо спросил Шут.
Я помолчала, обдумывая, и ответила:
— Ты готов распылиться на всех понемножку. А мне хочется хоть на йоту больше твоего внимания.
— Девочка моя, ну ты же знаешь… И сегодня я с тобой. И завтра — если захочешь.
Я отвернулась. Стена между нами стремительно обретала признаки материальности.
— Почему для того, чтобы ты обо мне помнил, я должна на тебя постоянно обижаться, дуться, злиться? Ну объясни мне!
— Маргарита, я элементарно занят! Я государственный служащий! Ч-чёрт!..
Не на шутку разозлившись, я пихнула Шута локтём, лягнула как следует и заорала извозчику:
— Остановите кэб!
Распахнула дверцу, выскочила, подвернула ногу. Заскрипела от боли зубами, зашипела злой кошкой, наскоро стёрла ладонью навернувшиеся слёзы, поспешно заковыляла прочь.
— Барышня, так не доехали же! — растерянно пробасил извозчик.
Я даже не обернулась. Злая досада гнала по тёмной скользкой улице, хотелось орать и психовать. Угу. Среди ночи, пугая сонные дома и без того стрёмных кошек. Как же меня всё достало!
Кэб прогрохотал мимо. Я не сдержалась — громко и протяжно всхлипнула. Казалось: только всё утряслось…
Эхо шагов за спиной. Спустя секунды моё плечо стиснула крепкая сильная рука.
— Марго, ну-ка стой!
Дёрнулась — безрезультатно. Ладно. Стою. Повернулась. К обороне готова.
— Ну? — кидаю ему в лицо дерзкое.
— Что «ну»? — опешил Шут.
— Говори давай. Что там у тебя осталось в арсенале аргументов?
Пальцы на моём плече разжались. Вот так-то. Не всё вам хватать, голубчики.
— Маргарита, что ты вытворяешь?
Ага, присмирел! Щас я тебе всё выскажу.
— Нечего больше сказать? Замечательно! Вали в свой сраный дворец и продолжай служить — у тебя отлично получается! А я остаюсь! Ты действительно шут — гороховый! С тобой никогда нельзя быть серьёзной! Ты всё втаптываешь в фарс! И любить ты не способен, клоун дешёвый! Иди к черту!!!
Было до одури приятно видеть в его обычно спокойных глазах какое-то подобие испуга. С трудом совладала с собой, чтобы не наговорить новых гадостей. Вдохнула-выдохнула-замолчала. Морщась от боли в ноге, поковыляла вверх по улице к дому.
Жуткий грохот бьющегося стекла заставил остановиться и обернуться. То, что прежде было огромной застеклённой витриной одного из магазинов одежды, с торжественной медлительностью распадалось на мелкие осколки и осыпалось на мостовую. В свет фонарей стекляшки феерически блестели и переливались. Шут, взъерошенный и полный решимости, взирал на дело рук своих — равно как и я.
Щёлкнула задвижка раскрываемого окна, и кто-то закричал в ночь завидным контральто:
— Стра-аааааа-жааааааааа!!!
Шут повернулся ко мне. Помедлил и бросил коротко:
— Ну?..
— Что «ну»? — невольно передразнила его я, — Сматываемся!
Взявшись за руки, мы помчались прочь. Я даже про подвёрнутую ногу позабыла — так стало вдруг весело. Мы неслись вприпрыжку по спящей улице, выбивая дробь по сонной мостовой, и довольно хохотали. Ничто так не роднит людей, как разрешившийся скандал!
Добежали до дома в считанные минуты. Прыгая через ступеньку, поднялись на мой этаж. Остановились у дверей, тяжело, возбуждённо дыша. Я захлопала по карманам.
— Я забыла ключи, — сообщила жалобно.
— Что делать будем? — вкрадчиво прошептал Шут, прижимая меня к шершавой стене и покусывая за ухо.
Помучить его немножко? Пожалуй, стоит…
— Будить маму! — ответила я и коварно нажала кнопку звонка.
Шут отпрянул с тоскливым вздохом. За дверью зашлёпали тапочки, и мамин голос сонно произнёс:
— Кто это?
— Я, мамуль…
Далее последовали короткие фразы в духе «Привет, мам, это Шут, мы спать, утром поговорим», и я увлекла Шута за руку в свою комнату. Повозились, расстёгивая друг на друге и стягивая одежду, и нырнули в тёплые недра моей постели. Сплетались животами руки, губы лёгкими ночными мотыльками по телам разгорячённым мелькали, ласки лились мёдом из бездонной кружки…
Расслабленная, прислушивалась к дыханию засыпающего Шута. Что-то толкнуло спросить:
— А что вдруг заставило тебя купить столько апельсинов?
— Там… в кармане… — пробормотал мой любимый Шут сквозь сон.