Рубашку Шуту я сшила. Даже без мерок. По памяти. Мне ли не помнить… Отнести готовое попросила Василину. Васька немного поворчала чисто по инерции, но просьбу выполнила. Вернувшись, заявила:
— Этот паяц был со мной груб. А тебе велел передать, чтобы приходила сама, — и уже тише, чтобы не услышали другие: — Соскучился. Я бы даже сказала, что волнуется.
— Угу, — усмехнулась я, — Щаз побегу. Всё брошу и помчусь.
— За мужчинами бегать неприлично, — нарисовалась уж очень правильная Алиса.
«Кто бы говорил», — раздражённо подумала я, но смолчала. Сил на скандалы не было.
Два дня спустя к нам заглянула прачка Лилия, поманила меня пальцем в коридор, а когда я вышла, сказала, что Шут в лоскуты изорвал все свои рубашки и требует новых. Лично от меня. Услышав в ответ лаконичное и решительное «перебьётся», Лилия разразилась укорами:
— Ну не будь ты ребёнком! Дорожишь кем-то — засунь свой норов в сундук и защёлкни замком! Глупо даже думать о попытках переделать взрослого мужика!
— Никто и не собирается его переделывать. Вот ещё! — фыркнула я.
— Будь ты попроще!
— Не хочу. Надоело.
Да, наглая… Лилия смотрела пристально. Так смотрят на стрелку весов, прикидывая, хватит ли денег расплатиться за товар. Ну давай, спрашивай…
— Рит, у вас всё нормально?
Так и знала.
— Нет. Я болею, — призналась честно.
Лилия поправила выбившуюся из-под накрахмаленного чепца кудрявую прядь.
— Послушай, подруга, а ты уверена, что всё правильно поняла?
Ай да Лилия! Может, она мысли читает? Откуда ей тогда знать? А вопрос-то «в яблочко»… М-да.
— Вот и подумай, — подмигнула мне проницательная прачка и удалилась, шурша по полу юбкой.
Думала. Сперва на работе: так закопалась в дебри собственных мыслей, что чуть не пристрочила швейной машинкой собственный палец к шёлковому пододеяльнику. Затем по пути домой: кажется, не ответила на вежливые приветствия маминым знакомым. Думала дома: две ложечки соли в чай себе, одну — маме.
Наверное, я абсолютно тупая. Ну как можно по-другому понять фразу: «Зачем тебе нищий шут, Рита?» Для меня это значило только «Рита, ну на фига мне ты в качестве жены?» А как ещё?.. Как я должна была себя повести? Что обязана была ответить?
«Я люблю тебя, Шут. С самого сотворения моего мира, с самого детства, с той секунды, как я себя осознала чем-то отдельным от других и прочих. Я когда тебя впервые увидела — ещё по телевизору, много лет назад — я поняла, что ты — мой самый-самый. Ты тогда и в кадр-то попал случайно… таким настоящим. Без непременной улыбки и дежурного набора хохмочек, без рабочего костюма привычного веселья… Серьёзный, спокойный, умный человек. Ты мне нужен, Шут. Ты, а не избалованный Мартин, не кривляки из кино и со сцены, не простой, как блин на сковородке, Лео… да и никто другой. Я тебя выбрала, я полюбила тебя, а не дурацкий образ придворного острослова…»
Смяла исписанную зелёной ручкой салфетку, подтянула к себе другую, чистую. Мятый комочек краснел, синел, зеленел в свете рок-клубовских стробоскопов и дрожал на столе в такт ритмичному полумаршевому грохоту, несущемуся со сцены. Я пила водку с лимонным соком. Вторую.
«Я в универ поступила для тебя. Из-за тебя. Чтобы быть с тобой на равных. Знала же, что дурочка тебе не нужна. Надо мной в лицее смеялись: все девчонки коллекционировали вырезки из газет и журналов про принца, а я готова была всё отдать за единственную твою фотографию. Мама и та… думала, что я по отцу скучаю. Слово выискала где-то в энциклопедии: «сублимация». Потом автоматически перевела всё в разряд затянувшихся фарсов. Она и сейчас не верит. Даже после того, как я ей рассказала, насколько мы с тобой стали близки…»
Ещё один дрожащий бумажный комок. Глоток из бокала. Очередная чистая…
«Мой дед ишачка купил. А я сама себя таким вот ишачком чувствую. Ты — воплощение моего упрямства. Любимое, лелеемое, навязчивое… Шут, давай всё пошлём на хрен? Дуэтом. Тебе-то ничего… а мне тяжело будет отказаться. Ты — цель, мечта, фундамент для меня самой, такой, какая я есть. Какой я сама себя сделала. Ты — все мои победы. Потеряй я тебя — себя лишусь. Мне не хочется в общее стадо, к примитивным желаниям и розовому заискиванию. Шут, я рядом с тобой себя человеком чувствую… а ты спрашиваешь, зачем ты мне… Ты моё всё…»
Три. Жмутся друг к другу, как птенцы. Или зверушки замёрзшие… Неотправленные письма. Неотравленные мысли. Мне немного очень жаль. Где-то в глубине души мне ужасно хочется, чтобы мой Шут осторожно взял вас в ладони, нахмурился, бережно расправил, разгладил, прочёл, беззвучно шевеля губами и улыбнулся — глазами и уголками рта…