— Где логика?.. — пробормотала я, разглядывая покрытое грязью лицо монарха.
— Ты о чём? — спросил подошедший Шут.
— Место дурацкое. Проект безвкусный, хуже некуда, — проворчала я, морщась.
— А я вот супу тебе принёс куриного. Ты ведь голодная?
— Угу, — я почти выхватила у него поднос с тарелкой и ложкой, спохватилась и выпалила, устыдившись собственной бестактности: — Спасибо. А себе?
— А себе — антиникотиновую жвачку.
— Фу, — подытожила я и всецело отдалась поглощению супа.
Шут уселся рядом, пнул носком ботинка пивную пробку. Та прошуршала по мозаике и остановилась аккурат на носу короля. Бедняга, почему-то подумалось мне, в прямом смысле слова втоптан в грязь…
Супчик неожиданно оказался очень вкусным и наваристым, курятина превзошла все мои ожидания. Пока я трапезничала, Шут мрачно и напряжённо жевал жвачку и сверлил взглядом расписание поездов в южном направлении. Со стороны казалось, что он ждёт, когда ему на зуб попадётся спрятанный в жвачке маленький коварный камушек.
— И всё-таки, почему ты так не любишь это место? — неожиданно обратился Шут ко мне.
— Я уже говорила.
— Маргарита, я ж тебя знаю… это обычная отговорка. А в действительности?
И тут мне захотелось в кои-то веки не уводить его от темы. Ладно, пора, наверное, и поворошить прошлое.
— Знаешь, я раньше тебе не говорила, но… Именно с этого вокзала почти пятнадцать лет назад уехал мой отец. С тех пор мы с мамой ничего о нём не слышали, — глухо сказала я.
Помолчали. Потом Шут спросил:
— Что ты об этом думаешь?
— Не знаю… А что принято думать в таких случаях? Он нас бросил, наверное. Хотя мама до сих пор ждёт. Не верит в очевидное, зачем-то отбрыкивается от реальности. А он нас просто бросил. Вот и всё.
— Ты рассуждаешь как Мартин года четыре назад, — изрёк Шут, насупившись, — В этом вы похожи — бескомпромиссностью.
— Угу, давай, вали всё на возраст, — проворчала я, — А что, Март правда — сын короля? Не какой-нибудь графёнок, послёнок, стилистёнок, а…
— Язва. Почему ты злая такая, Маргарита?
— Не люблю я твоего дорогого наследника престола. Он избалованный бабским вниманием придурок.
— Ошибаешься.
— Хотелось бы, но я недавно воочию убедилась в том, что Мартик никого вокруг за людей не считает. Мажор.
— Это бремя власти, — в голосе Шута прозвучало граничащее со скорбью сожаление. Не понимаю.
— Это недостаток воспитания, — отрезала я и перекинулась на другую тему: — Слушай, ты правда все рубашки изничтожил?
— Истина. И сейчас на мне под курткой и свитером ничего нет!
— Ладно. С утра засяду шить тебе наряды…
Прогудел проходящий поезд. Встрепенулись и захлопали крыльями потревоженные голуби высоко под сводами. Прошло в сторону перрона несколько человек. Поздний вечер, почти пустой вокзал…
— Шут, расскажи мне, откуда ты родом…
— Н-ну… Оттуда, где море. Там круглый год лето и в каждом дворе растут громадные деревья с розовыми персиками. Там хорошо и спокойно. Добрые дети, счастливые семьи, симпатичные собаки… и прочая романтическая чушь.
— А зачем ты оттуда уехал? — спросила я, кладя голову на плечо любимому мужчине, — Если там так хорошо, то с чего ты вдруг сорвался с места, объездил полмира и ни с того ни с сего решил осесть у нас и стать шутом…
— Глупая. Я к тебе приехал, — сказал он с лёгкой укоризной и поцеловал меня в нос, — Я искал по всему миру девушку с щеками, похожими на персики с дерева у моего дома. И нашёл.
Стало приятно и спокойно.
— А я всю жизнь мечтала о шуте, — призналась тихо.
— Тут я, девчоныш. Такой вот нескладный, стареющий мужчинка, на которого ты периодически дуешься и которому каждый раз приходится идти на самые разные ухищрения, чтобы пооригинальнее вымолить у тебя прощение.
Я засмеялась.
— Ты чего? — удивился Шут.
— Вспомнила, как мы с тобой первый раз поругались. Ты тогда предложил подраться подушками, и в самый разгар жуткого бедлама влетел Мартин. Ну и личико у него было!