Николай Шпыркович
МОЙ ЛЮБИМЫЙ ВАСЬКА
День, когда для меня началась Беда, я, как и все, наверное, могу вспомнить поминутно: прямо от того самого момента, когда я проснулась в своей постели. Говорят, так же помнят 22 июня те, кто пережил Великую Отечественную, а американцы — где они были, когда убили их президента Кеннеди. Просто это так резко разделило все на «до» и «после», что каждое событие того дня будто отпечаталось у меня в мозгу — хоть и прошло уже три года. Я вот очень четко помню, что когда я проснулась, в доме пахло жареным луком — мама готовила котлеты, а на завтрак был сыр «Пошехонский» — немножко крохкий, но с очень вкусной корочкой. А сапожки, которые я надела в тот день, были коричневого цвета, левая молния немного заедала, так что приходилось обжимать ногу, чтобы ее застегнуть, а во дворе, когда мы вышли, перед подъездом стояла «Скорая помощь», очень заляпанная грязью — первые зараженные появились уже в нашем доме, только мы тогда этого не знали.
Вообще, уже много говорили, что какая-то болезнь есть — поэтому мама и взяла меня с собой на работу. Она вообще-то хотела меня дома оставить, но я сама с ней попросилась — мне Виталик обещал пару новых фокусов с картами показать. Если бы я пошла в школу, то, наверное, и не вернулась бы оттуда. По крайней мере, я больше никого из своего класса не встречала, ни в одном анклаве, и даже здесь, в нашем родном «Пламени». Мне все же до сих пор хочется, чтобы кто-то тогда уцелел, пусть даже это будет волосатый Мирзоев, который меня пытался лапать в раздевалке.
На работу к маме я пошла, естественно, куда с большим удовольствием, чем в школу. Тем более, что как раз в тот день должна была быть контрольная по химии, а я эти валентности терпеть не могла.
Вообще, тот день у меня больше по запахам запомнился — я уже писала, как луком пахло, когда я проснулась, а потом, когда мы вышли во двор, там надо было проходить мимо кондитерской. Она называлась «Виктория», и мы все время заходили туда с мамой, там продавались очень вкусные десерты. Мне больше всего нравился тот, который назывался «Старые развалины» — с шоколадом и вишней. И вот возле кондитерской всегда так вкусно пахло свежими булочками — и в день Беды тоже. Мне, когда я запах булочек слышу, всегда то утро вспоминается — серое, холодно еще, под моими сапожками грязь подмерзшая трещит, а возле кондитерской такой запах! Сразу опять есть хочется, будто и не завтракала. Я даже стала просить маму купить булочку, но она сказала, что надо спешить, а то опоздаем. Так мы тогда булочку и не купили, я до сих пор жалею, потом таких уже никогда не было…
Машина наша не завелась тогда — может, и к лучшему. Мама всегда делала круг — там хоть и движение сильнее и дальше ехать на несколько кварталов, но удобнее парковаться было. И еще там по дороге в пробку попасть можно было — а как раз с того дня, через пару часов буквально, пробки перестали рассасываться. Так что, может, мы в такую пробку бы и попали.
А потом мы вышли на улицу, и дымом запахло — это дальше по улице что-то горело, наверное, квартира. Тогда как раз пожары начинались, но их еще тушили, и в тот раз тоже — машина, красная «пожарка», мимо с «мигалкой» пролетела.
Это на машине надо было круг давать, а на троллейбусе минут двадцать ехать всего. Вот что удивительно — нам тогда никто из больных не попался, я даже укушенных не помню никого. Все нормальные были, только напуганные уже довольно сильно. Говорили, правда, что это грипп такой, а другие, что нет, это атипичная пневмония, и надо срочно покупать повязки. А один дядька, толстый и краснолицый, говорил, что это все врачи специально выдумывают, чтобы народ на лекарства разводить, и паники быть не должно.
Когда мы приехали, там все спокойно было, и тоже вкусно пахло кофе. Только у мамы в бухгалтерии народу оказалось немного, а мамин начальник, Сергей Афанасьевич, сказал, что сегодня из конторы вообще мало кто приедет — Вера заболела, Мария Петровна не отвечает, а Мирза вот как раз в пробку попал, там авария какая-то непонятная. Он еще пожаловался, что его самого дочкина белая крыса за палец тяпнула — а вот он же все равно приехал! Ну, мама его быстро уговорила, что надо в поликлинику обратиться, может, и прививки от бешенства делать — он и укатил, почти сразу. Мама говорила, что он за день до Беды рассказывал, что эту крысу дочке друг подарил.
Мама кофе осталась пить, а я к Виталику пошла. Он здорово всякие фокусы показывал, и не только с картами, а и с другими предметами. Ну, и Ваську хотелось увидеть, пушистика моего. Он меня любит и всегда мурлычет, когда я к нему прихожу. Сперва-то я к Виталику зашла, тем более, что он мне нравился тогда, и я даже думала, что он на мне женится: двадцатилетний парень на пятикласснице, ага. Виталик, конечно, в своей комнатенке был. Он показал мне, как с картами работать надо, а сам своим позанимался. Только у меня ничего не получалось, так что Виталик, как всегда, сказал мне «креатив — говно», ну он всегда так говорит, даже если у самого не получается, у дылды длинной. А тут ему позвонили, он ответил, так там так орать начали — он в лице изменился, сказал мне, чтобы я его ждала, а сам ушел. Ну, а я к пушистику моему пошла.