В лифте они еще кое-как сдерживались. Но стоило переступить порог квартиры — они бросились друг к другу и застыли, обнявшись. Потом его губы нашли ее губы, и весь мир полетел в тартарары…
Случилось то, что должно было случиться. Потом они лежали рядом, счастливые и опустошенные.
— Как у тебя сердце бьется…
Лариса провела пальцем по его груди и улыбнулась:
— У тебя тоже.
Андрей поймал эту тонкую руку — кожа была такой нежной, что сквозь нее виднелись хрупкие голубые жилки — и поднес к своему лицу.
— Какая красивая…
Он медленно целовал ее пальцы, поочередно, начиная с мизинца, а потом прижался губами к теплой ладошке. Она счастливо вздохнула:
— Господи, если бы это продолжалось вечно!
Вырвавшееся так некстати слово отрезвило ее. Вечно! Как будто прошлое ничему ее не научило. Имея дело с Андреем, говорить не то что о вечности, а хоть о каком-то постоянстве — величайшая нелепость.
Непонятно как, но он почувствовал перемену в ее настроении, придвинулся ближе и притянул ее к себе:
— Что такое? Что-нибудь не так?
— Все так, — она не отодвинулась, но и не обняла его в ответ. — Все так. Так, как всегда.
Вероятно, она не смогла скрыть горечь, которой с самого начала была приправлена эта встреча, — для нее, но, видно, не для него. Он встревоженно приподнялся на локте и заглянул ей в лицо:
— Не понял… Всегда? Что ты имеешь в виду?
— Как всегда — значит, как всегда. Как тогда.
Они лежали рядом — такие близкие и в то же время уже разделенные невидимой пропастью. Прошлое и связывало, и разделяло их.
Помедлив еще немного, Лариса мягко высвободилась из рук Андрея и села на постели:
— Ну что ж, мне, кажется, пора.
Тревога из его глаз не исчезла:
— Так скоро? Куда ты торопишься?
Она улыбнулась ласково и как-то натянуто:
— У меня еще запланированы на сегодня кое-какие дела.
На самом деле ей хотелось уйти первой, только чтобы не поймать взгляд Андрея, украдкой брошенный на часы. Раньше с ним рядом она совершенно теряла чувство времени, а вот он о времени никогда не забывал. Ближе к вечеру он все чаще и чаще поглядывал на часы, а если Лариса не понимала намека, он начинал торопиться и комкать свидание, чтобы успеть домой к ужину.
Но сейчас Андрей явно не хотел ее отпускать. По крайней мере отпускать одну.
— Подожди немного, — он тоже стал одеваться. — Я отвезу тебя.
Всю дорогу до Ларисиного дома они молчали. Остановив машину у подъезда, Андрей вышел вслед за ней. Она удивилась:
— Ты что?
Не отвечая, он подошел ближе, обнял ее и поцеловал, нежно и бережно. Потом спросил:
— Когда я тебя снова увижу?
Лариса покачала головой:
— Не знаю…
— Завтра? Ох, нет, завтра я не могу…
Ну вот, опять, опять! Этого Лариса и боялась. Опять началась та проклятая жизнь, в которой основное место занимает не она, а другая женщина.
— И я завтра не могу, — быстро сказала Лариса. Сказала, чтобы дать ему почувствовать — у нее тоже есть свои дела, и с ними придется считаться. Лишь после этого вспомнила, что завтра она действительно не может: приезжает Жерар с детьми.
— А послезавтра? — спросил Андрей.
— Может быть.
— Может быть?
— Позвони мне, хорошо?
Лариса быстро высвободилась из его рук и скрылась в подъезде. В голове вместо мыслей — полный сумбур. Одно она знала твердо — этот раз не единственный. К сожалению или к счастью, она не сможет противиться искушению, и снова все завертится по порочному кругу. Лариса это знала, но ничего не могла с собой поделать.
Глава 2
Девушки всегда найдут общий язык
Лариса в первый раз попала в софитель «Ирис». Конечно, место для строительства отеля международного уровня было выбрано крайне неудачно: по ее — и не только по ее — мнению, в Москве нет района хуже, чем Бескудниково. Правда, Коровинское шоссе не совсем Бескудниково, но по виду — то же самое. Хрущобы, новостройки и минимум зелени. Говорят, в Нью-Йорке за вид из окон берут дополнительную плату, и немалую. Если бы американские правила ввели в Москве, номера в «Ирисе» стоили бы сказочно дешево. Почти помойка под окнами мало кого может вдохновить. Но внутри «Ирис» вполне отвечал международным стандартам: просторный полукруглый холл, ярусы балконов — своеобразные открытые коридоры, в которые выходят двери номеров — несколько пальм в кадках, и с балконов кое-где свисает нечто вроде крупного плюща. И все это — в благородной коричнево-бежевой гамме.
В лифте Лариса в последний раз придирчиво оглядела мать и осталась вполне довольна осмотром. Для своих сорока восьми Жанна Сергеевна выглядела превосходно. Фигура у нее вполне, хотя, конечно, на чей-то вкус она, может быть, несколько полновата, но Ларису и — главное — Жерара фигура Жанны Сергеевны более чем устраивала. И слава богу, подумала Лариса, что мать не напоминает сушеную воблу, как Людмила Гурченко. Сегодня они вдвоем развернули бешеную деятельность: полдня перетряхивали гардероб, выбирая для Жанны Сергеевны подходящий туалет. Остановились, наконец, на сером шелковом костюме: узкая юбка, свободный пиджак до середины бедер, лацканы и манжеты отделаны серым атласом. Нитка морского жемчуга и белые жемчужные серьги дополняли туалет. Потом Лариса приложила массу усилий, занимаясь лицом матери. Ей хотелось, чтобы макияж Жанны Сергеевны был безупречен. Мать сначала слабо сопротивлялась, уверяя, что она привыкла краситься сама, потом сдалась. В результате Лариса по всем правилам — по картинке из журнала «Харперс Базар» — соорудила модный в этом сезоне макияж «Эсти Лаудер»: бледно-розовое и бледно-голубое, цвета, очень подходящие и к типу лица Жанны Сергеевны, и к выбранному костюму.