Лариса удивленно взглянула на него:
— Ты о чем?
— О Владике и Алле. Ты как думаешь?
Опять двадцать пять! И что он все время возвращается к этой теме?
— Не знаю, — сказала Лариса как можно сдержаннее, стараясь скрыть раздражение.
— А я был бы даже рад, если бы они поженились. Рановато, правда, но лучше девушку он вряд ли найдет. Признаться, я с умыслом отправил их вдвоем отдыхать. Знаешь, море, солнце, старинные городки, вся эта романтика… И, кажется, подействовало. Владька после возвращения не ходит, а будто летает…
Ларису охватила паника. Что сказал бы Андрей, если бы знал, что причина Владиковых «полетов во сне и наяву» вовсе не Алла, а она сама! Нет, только не это. Она готова признаться в чем угодно, готова даже наговорить на себя с три короба, лишь бы утаить от Андрея события на Мадейре, особенно последний вечер. Да он никогда ее не простит, если узнает, что она сознательно влюбила в себя его сына и потом бросила. Да он будет считать ее последней дрянью, и правильно, и правильно! Нет, про историю с Владиком Андрей узнать не должен. Никогда.
Лариса открыла сумочку, покопалась в ней. Так и есть, пачка «Вог» осталась на работе.
— Дай мне, пожалуйста, сигарету, если у тебя есть, — Лариса старалась говорить спокойно, но голос не слишком повиновался.
Андрей, оторвав взгляд от дороги, встревоженно посмотрел на нее:
— Что с тобой? Ты же вроде не куришь.
— Курю, только редко. Вот видишь, даже сигарет с собой не оказалось.
— Возьми там, в «бардачке». У меня, кажется, лежит там что-то для гостей.
В бардачке нашлась пачка «Парламента». Лариса стала ее распечатывать и тут только заметила, как сильно у нее дрожат руки. Поскорее вытащив сигарету, она прикурила, опустила оконное стекло до конца, глубоко затянулась и выпустила дым в окно.
— Что, получила? — насмешливо поинтересовался Андрей, когда Лариса зашлась в приступе кашля.
— Ты прав, — Лариса смяла сигарету в пепельнице. — И кто придумал, что курение успокаивает нервы?
Снаружи Андреева «вилла» вовсе не выглядела так уж роскошно. Обычный дом, правда, большой, но без всяких прибамбасов и прибамбасиков вроде башенок, наружных винтовых лесенок, пристроечек и шпилей, которыми любят украшать свои загородные обиталища новые русские. Дом был выстроен на самом краю дачного поселка, сразу за ним начинался лес. Садового участка тоже не было, то есть не было садового участка в обычном понимании москвича-дачника. Никаких грядок, посадок, парников. Даже цветочных клумб не было, лишь перед крыльцом росли цветные ромашки, Лариса попыталась вспомнить, как они называются по-научному, вроде бы гербера? Еще на окультуренность участка намекали пара жасминовых кустов под окнами, сирень и барбарис, настоятельно требовавший купирования. А на остальном пространстве росли нормальные березы, дубы и осины. Если бы не забор, казалось бы, что дом стоит в лесу. Впрочем, забор почти скрывал разросшийся дикий шиповник.
Немного повозившись с замком, Андрей широко распахнул перед Ларисой тяжелую дубовую дверь:
— Прошу!
Лариса вошла на террасу и огляделась. Обстановка этой большой — метров двадцать пять, не меньше — комнаты напомнила ей об американских вестернах. Словно она попала в штат Техас, в ковбойский домик одного из героев рассказа О’Генри. Деревянные некрашеные стены, на одной из них — небольшой пестро-полосатый шерстяной ковер (индейский? мексиканский?), на двух других развешано что-то вроде предметов конской упряжи; деревянный стол и плетеные кресла-качалки, деревянные же полки с посудой. Даже холодильник был (или казался) деревянным. Лариса насмешливо прищурилась на все это великолепие:
— Миленько!
— Это все, что ты мне скажешь?
Лариса пару раз хлопнула ресницами и невинно спросила:
— И давно ли ты заделался любителем верховой езды?
Андрей понял насмешку и чуть покраснел:
— Дань мальчишескому увлечению. Мне всегда хотелось иметь такой дом.
— Да не оправдывайся, — рассмеялась Лариса. — Здесь действительно здорово.
Она бросилась в ближайшее кресло и качнулась пару раз взад-вперед:
— Ух, как здорово!
Андрей стоял, привалившись спиной к дверному косяку, и смотрел на нее. Выражение лица у него было глупо-счастливым. Покачавшись всласть, Лариса встала и прошлась вдоль стен, разглядывая лошадиные декорации. Потом повернулась к своему возлюбленному:
— Стыдно признаться в таком прозаическом желании, но я голодная. Найдется ли в этом роскошном доме хоть три корочки хлеба?
Андрей хлопнул себя по лбу: