— Всё хорошо. Не переживай.
Обычно я человек настроения и надолго в одном состоянии задерживаться просто не могу, но, к моему огромному удивлению, я всё никак не могла перестать испытывать радость. Даже принимая душ, я не могла выбросить эти мысли из головы. Я анализировала все события за прошедшие месяцы, и уже даже глупо было отрицать, что Рома меня любит. Все его поступки, каждое его слово не просто говорили — кричали об этом. Нужно было быть слепоглухонемой идиоткой, чтобы этого не видеть. Но вот готова ли я к этому? Готова ли окончательно согласиться на то, что за этим признанием логически следует? Ведь сегодняшний вечер только ещё острее поднял этот вопрос, а если совсем точно — подвёл к черте, у которой его не решить уже нельзя. Осознанно или нет, но, приведя меня на этот праздник, Рома просто не оставил мне времени на размышления. Он словно показал: всё уже настолько для него серьёзно, что выбор теперь только за мной. Он для себя всё уже решил и решения этого не изменит.
Естественно, что от Ромы моё состояние не укрылось, и, едва я вошла в спальню, он внимательно посмотрел на меня, снял очки и сел с моей стороны постели.
— Ань, иди ко мне. Ты сама не своя весь вечер, что всё-таки случилось? Тебе кто-то сказал, что ли, что-то там, на приёме?
Я подошла ближе к Роме, заглянула ему в прямо в глаза и вложила свои ладони в протянутые его.
— Да что ты, нет конечно.
Мои ладони переместились в его волосы, а сам Аренин со вздохом притянул меня к себе совсем близко и уткнулся в живот.
— Просто такой удивительный и эмоциональный вечер, что я до сих пор никак в себя прийти не могу.
Рома снова поднял свои восхитительные серые глаза на меня.
— Эмоциональная ты моя. Привыкай давай.
После чего посадил к себе на колени и начал целовать, зарывшись пальцами в волосы. А я прижималась к голой мускулистой груди всё сильнее и очень старалась не зарыдать в голос от того, что совершенно не представляла, как же смогу без него жить. Без его рук, губ, голоса, улыбки, его возмущения и злости, когда он чем-то недоволен, или радости, когда, наоборот, очень счастлив. Без его постоянной заботы и переживаний за меня. Без его тепла и близости.
Почувствовав это, Рома оторвался от моих губ и обнял меня. И в этот момент слёз сдержать я уже не могла. Обняла его за шею и разревелась.
— Тише, родная, тише, ну ты чего? Всё хорошо, всё же хорошо. Я тебя люблю. Правда, очень люблю. Тише, тише.
И стал качать и гладить по голове, как ребёнка, чтобы успокоить. А я от этого только хотела рыдать ещё больше. И дёрнул же меня чёрт пойти на ту запись в «Останкино»!
А Рома всё продолжать шептать какие-то нежные, успокаивающие слова и вытирал с моих щёк солёные потоки, а затем сцеловывал оставшиеся слёзы.
И моя к нему любовь в этот момент так обострилась, что я готова была буквально на всё ради этого мужчины. Если бы мне сказали, что я должна пройти вместе с ним через адовы муки, я бы бросилась в самое пекло не задумываясь.
Я начала успокаиваться и потянулась к любимому с поцелуем. Он ответил, и из благодарственно-обожающего поцелуй быстро перерос в страстный и жаркий. Плавящий все мысли и тревоги. Как, впрочем, и всегда.
— Обожаю.
— Люблю, до страшного люблю.
Кажется, что эти и ещё много близких по смыслу слов за следующие полчаса мы повторили-прошептали бесчисленное количество раз. И это было настолько правильно и естественно, что даже толика сомнения не съедала больше мою душу. К чёрту всё и всех! Видимо, и вправду никуда нам не деться друг от друга.
— Ром, я перееду в Москву, — решительно и твёрдо сказала я после. Аренин замер, и я спиной буквально чувствовала, как он весь напрягся.
— Анька. Анька!
Рома так крепко обнял меня, что перехватило дыхание.
Глава 11
— Анечка, солнышко, возьми, пожалуйста, «Мимозу» и поставь уже на стол.
Мама Романа, Ольга Арисовна, пробегая мимо меня в бигуди и домашнем спортивном костюме, улыбнулась и с торжественным видом вручила тарелку из старинного фамильного фарфора с красовавшимся на ней стандартным новогодним салатом.
— С удовольствием! — с такой же приветливой улыбкой ответила я и, взяв из её рук тарелку, направилась в сторону огромного, по-праздничному накрытого антикварного стола из массивного дуба.
В «родовом имении» семьи Арениных было суетно и активно. Все куда-то бежали, спешили, торопились успеть к заветному бою кремлёвских курантов. А разве бывает хоть в одном доме иначе в канун Нового года? Конечно же нет!
Мужчины с важным видом мешались под ногами, а женщины заканчивали приготовление последних праздничных блюд. В огромной гостиной ярко сверкала множеством горящих гирлянд и раритетных игрушек большая, длинная и невероятно пушистая ёлка. По телевизору «крутили» «Иронию судьбы…» и прочие традиционные «Огоньки».
В общем, всё как в любой обычной «советской» семье.
Пришло время признать, что всего лишь за двадцать семь дней моя жизнь сделала настолько крутой вираж, что я и сама не ожидала.
На следующее утро после празднования Дня юриста и моего признания Роме о готовности переехать в Москву он настолько активно взялся за организацию этого переезда, что я только успевала подстраиваться под стремительно меняющиеся обстоятельства и офигевать — иначе не скажешь — от происходящего.
Под его давлением я уже через несколько дней написала заявление об увольнении по собственному желанию и отдала руководству. Александр Владимирович, конечно, очень расстроился, но сказал, что, в принципе, ожидал чего-то подобного, зная о моей личной жизни. Вот только откуда он о ней знал, мне так и осталось непонятно.
И в это же самое время Рома уже решил вопрос (естественно, через друзей-знакомых-клиентов) перевода Дины в один из лучших лицеев Москвы. После новогодних праздников её уже ждали там с распростёртыми объятиями. Хотя и моя мама, и Кирилл уговаривали меня с этим-то уж точно повременить. Мол, сначала сама обустройся, попривыкни. Да и незачем ребёнка «дёргать» посреди учебного года. И я, в общем-то, готова была согласиться, хотя разлука с моей любимой Бусинкой вообще не представлялась мне возможным. Но не признать их правоту я тоже не могла. Что ж, мотаться между Саратовом и Москвой — мне не привыкать. Да и каникулы скоро. А там и май… Но своё веское слова сказал опять-таки Роман.
— С ума не сходи. Ребёнок должен всегда жить с мамой. Какие бы в жизни этой самой мамы события ни происходили. Это во-первых. А во вторых — не хочу, чтобы все, и ты в том числе, думали, что я не принимаю Дину и планирую плавно убрать её из нашей жизни, как делают многие мудаки. Я её люблю и надеюсь стать ей вторым отцом, а не чужим «дядей Ромой». Даже при диком желании как можно скорее родить общего ребёнка. И не одного.
После этих слов я с большим трудом сохранила самообладание.
С Кириллом разговор о грядущих переменах у нас вышел на удивление болезненным и тяжёлым. Я и не предполагала, что обсуждение такой, казалось бы, незначительной темы, как наш переезд, будет таким! Он буквально был сам не свой, когда я сказала о принятом решении. Мои глаза были просто на мокром месте, меня переполняло чувство дикого стыда и вины за то, что я их с дочкой разлучаю. Но я убеждала его, что Москва ведь всего в паре часов лёту, и он всегда может приехать и пообщаться с Диной. Да и она будет к нему и бабушке в гости приезжать постоянно и все каникулы проводить с ним и Наташей. Именно этими словами я и оправдывалась, стоя на собственной кухне. Даже в глаза ему посмотреть не было никаких моральных сил.
Он молчал долго.
— Ань, если ты уверена в нём и его намерениях…
Кирилл подошёл и приподнял мой подбородок, заставляя посмотреть ему прямо в глаза.
— Думаю, да.
— Тогда я спокоен. Главное, чтобы он не смог обидеть тебя и Бусинку.
— Ну на этот случай у нас же есть такой героический папа, который нас защитит, — улыбнулась я сквозь слёзы.