Аттила Паи был воспитателем в классе Имике, но кроме этого он преподавал им информатику и физкультуру. Он не просто любимец, он – кумир всех учеников школы. Всех без исключения. У меня до сих пор перед глазами стоит одна картина. На празднике последнего звонка две девочки из класса Имике идут между рядами с корзиной в руках, которая полна лепестками роз. Девочки запускают руки в корзину и пригоршнями разбрасывают душистые «конфетти» на головы одноклассников, учителей и родителей. Аттила стоит в самом конце живого коридора. Когда девочки подошли к нему, корзина опустела лишь на половину. Не сговариваясь, даже не переглянувшись друг с другом, девочки поднимают корзину и все оставшиеся лепестки высыпают на голову любимого учителя.
Все присутствовавшие на празднике дети аплодисментами и громкими криками одобрили их порыв. Дядя Аттила (хотя он был всего-то лет на десять старше своих подопечных) помогал им делать домашние задания, с ним можно было поздороваться за руку, он играл с ними в футбол, танцевал на школьных праздниках, возил на Балатон на дачу своего лучшего друга… Невозможно перечислить всё то, чем он расцвечивал жизнь своих учеников. Но главное – он принимал их такими, какие они есть. Ему было интересно с ними, а они его обожали. Они были на равных. Имике до сих пор каждое лето одну неделю проводит на Балатоне в «лагере Аттилы».
Можно ли переоценить ту любовь и заботу, которые мой сын получал от этих людей в течение долгих лет? С ними я отпускала Имике куда угодно и была спокойна. Я знала: пока они рядом, с моим сыном ничего не случится. Я им доверяла больше, чем себе.
Я пишу подробно только об этих двух учителях лишь потому, что они учили Имике дольше всех. Но в школе Алкотмань-Батори практически каждый учитель достоин отдельной благодарности. Может быть, многие сочтут это за преувеличение, за излишнюю мою эмоциональность, тем не менее, всех учителей-дефектологов, с которыми нас свела судьба за годы учёбы Имике, я считаю незаурядными людьми, святыми в самом прямом смысле этого слова. Они безоговорочно отдают свою любовь детям, которые нуждаются в этом больше, чем кто-либо. Их самоотверженность, терпение и сочувствие к своим питомцам не имеют границ.
Весь мир против нас…
В предыдущей главе я описала лишь один случай, когда нам надо было встать на защиту интересов Имике. То было наше первое сражение с чиновниками, но, к сожалению, далеко не последнее. За последние 15 лет таких случаев было предостаточно. Не говоря уже о бестактности, невежестве, равнодушии простых обывателей. Или напротив – об их неуместном желании помочь любой ценой. И каждый из этих случаев причинял боль, ранил душу. Я не таю обиду на тех людей. Многие из них действовали не по злобе, а лишь по незнанию. Но сердце ноет: Имике вырос, он вынужден часто выходить из дому один, а люди мало изменились за последние полтора десятка лет. С кем и с чем он встретится? И я не смогу его защитить, как делала это раньше.
Однажды (Имике было тогда лет семь) мы ехали с ним на трамвае. Не было двух свободных мест рядом, и мы сели отдельно. Имике смотрел в окно и вполголоса комментировал то, что видел. Сам себе, как это делают дети, не обращая внимания на окружающих, но и не мешая им. Напротив меня сидела женщина средних лет. Она оглянулась на Имике и, приложив указательный палец к виску, красноречиво покрутила им: мол, «дурак». Она явно не знала, что это мой ребёнок, и обращалась ко мне, ожидая одобрительной реакции на своё тонкое наблюдение. Но напрасно! Более того, удивляясь самой себе, я преподала урок такта не в меру умной тётеньке. Когда на следующей остановке рядом со мной освободилось место, я намеренно громко позвала Имике:
– Иди сюда, сынок!
Я поставила её в неловкое положение. Она покраснела и, пытаясь сгладить свою бестактность, начала слащавым голосом разговаривать с Имике и одновременно льстить мне: «Какой милый у Вас мальчик!» Мне было жаль её, я поступила некрасиво: я пристыдила её, хотя не в моих правилах ставить людей в неловкое положение, тем более преднамеренно. Но я защищала своего ребёнка и надеялась, что она надолго запомнит это чувство стыда и в следующий раз в подобной ситуации оставит своё мнение при себе. Запомнила ли? Я-то до сих пор не могу забыть эту неприятную сцену, будто это случилось только вчера.
Имике уже ходил в школу. В тот день, как обычно, после уроков я зашла за ним, и мы отправились домой. Я отпустила его руку, потому что на улице Батори практически не было движения и не надо было волноваться, что ребёнок вдруг выбежит на проезжую часть. К тому же Имике уже твёрдо усвоил, что ходить можно только по тротуару, переходить дорогу только по «зебре», а главное – не уходить далеко от мамы. Он всего на несколько метров бежал впереди меня, завернул за угол и… исчез. Я звала, искала, спрашивала прохожих, но Имике нигде не было и никто его не видел. Всё это произошло за несколько минут. Я вернулась в школу. Вместе с учителями мы решили ещё раз осмотреть окрестности школы, прежде чем обратиться в милицию. Но до последнего дело не дошло. На соседней улице в телефонной будке женщина, крепко ухватив Имике за руку, информировала отделение милиции, что она «нашла на улице брошенного душевнобольного ребёнка». Мы попытались объяснить, что ребёнок совсем не брошенный (то, что он не душевнобольной, объяснять было бы бесполезно!), что он был не один, что он мой сын. Да это было видно и по реакции Имике, когда он нас увидел. Но женщина чувствовала себя спасительницей, героиней.