А началось все вот с чего. Два года назад Джон опубликовал альбом фотографий английских садов, и Эмма, обнаружив необычное растение в саду Шелдейл-хауса у Брайса, на острове Гернси, написала Джону письмо, в котором интересовалась этим растением. А поскольку Брайс лучше знал о растениях своего сада, чем Джон, который только фотографировал его, то Джон передал письмо Брайсу. Брайс в свою очередь ответил Эмме вместо Джона. Тогда подобная замена казалась им самой удобной, чтобы правильно ответить на вопрос Эммы.
Сначала переписка Брайса и Эммы была чисто деловой. Потом от Эммы пришло еще несколько писем, и что-то в ее ответах тронуло Брайса, что-то привлекло его внимание. Она писала: «Я не могла сдержать улыбку, когда читала описание того, как ты готовил в микроволновке цыпленка. Веришь ты или нет, но такое же самое блюдо стоит сейчас передо мной на столе. Я уже начинаю думать, что мы похожи как две капли воды. Если в следующий раз ты мне напишешь, что твой обед подгорел, несмотря на все твои усилия, то я буду уверена в этом до конца…» Он написал ответ и на это письмо, не желая разрушать милую иллюзию, которую создал и для Эммы, и уже для себя. Он не успел заметить, как их отношения переросли в тесную дружбу. К тому времени было слишком поздно объявлять его настоящее имя и титул.
— Любопытно, как же ты решаешь, когда лгать хорошо, а когда — плохо? — спросил Джон Брайса, его угрюмое лицо осветилось насмешкой.
— Но это же не просто ложь, — спокойно ответил Брайс, — неужели ты не понимаешь? Разница в намерениях. Я же не обманывал Эмму ради какой-то выгоды, взяв твое имя, я ничего от нее не хотел. Я написал ей от твоего имени из лучших побуждений, потому что ты был некомпетентен в интересовавшем ее вопросе. Да и вообще, я не предполагал, что наша переписка так затянется.
— Да ладно, старина, — Джон похлопал друга по плечу. — У тебя была пара лет, чтобы рассказать ей правду, так почему же ты не сделал этого?
— Не знаю. — Брайс осторожно подбирал слова. — Ведь дело в том, что у нее есть идея… ну, идея фикс насчет благородства, чести и т. д.
— Идея фикс?
— Да, это, в самом деле, важно для нее. — Эмма все это время доверяла ему. Он не собирался в подробностях рассказывать обо всем Джону, неважно, что они близкие друзья. — Просто к тому времени, когда я собрался ей обо всем рассказать, было уже слишком поздно.
— Ну, никогда не поздно признаться женщине в том, что ты граф Паллизер, — цинично рассмеялся Джон, обведя рукой богато обставленную комнату. — Вне всякого сомнения, ей будет приятно узнать твой настоящий титул. И она будет больше рада встретить тебя, чем меня.
Брайс задумчиво взглянул на него.
— Не думаю.
Джон посмотрел на него и уселся в кресло времен Людовика ХVI, освещенное дневным светом из высокого узкого окна.
— Даже если так, я не вижу никакой возможности для тебя выпутаться из ситуации. В нашей стране тебя узнают на улице, особенно женщины, которые читают раздел «десять самых богатых холостяков Европы». Как же ты собираешься остаться инкогнито?
Брайс тяжело вздохнул — Джон был прав, его фотографии в статьи о нем уже на протяжении нескольких лет публиковали в подобного рода разделах.
— Эмма такой ерунды не читает.
— А если вдруг прочтет?
Брайс пожал плечами.
— Да многие ли смогут меня узнать по этим фотографиям? Они же не видели меня до сих пор. А фотография и живой человек — это не одно и то же.
— Ну, это смотря, кто. Как раз тебя можно узнать с первого же взгляда, даже если фотография плохого качества: ты достаточно фотогеничен.
Брайс посмотрел на себя в зеркало в золотой раме, висевшее на стене. Его темные волосы, слегка волнистые, средней длины, были ничем не примечательны. Но с другой стороны, благородные черты, унаследованные от Паллизеров, отличали его от других: аристократический лоб, высокие скулы. Зеленые глаза, такие же как и у его отца, смотрели слегка недоверчиво.
— Послушай, — прервал Джон его размышления перед зеркалом. — Почему бы просто не сказать ей всю правду, и дело с концом? Это было бы намного легче, чем продолжать эти мучительные поиски вариантов вранья.
— Я бы не хотел потерять ее, — выпалил Брайс прежде, чем сообразил, что сказал. И понял, что это была правда. Возможно, это было немного эгоистично с его стороны, но он хотел продолжить дружбу с Эммой любой ценой. — Видишь ли, эти отношения действительно по-настоящему дружеские. Эмма — единственный человек, который принимает меня таким, какой я есть, а не за мой титул. — Он с презрением осмотрел комнату.
— Но если убрать половину всей этой обстановки, в том числе и твой титул, — Джон тоже обвел рукой комнату, — много ли от тебя останется? Кем ты будешь на самом деле?