Выбрать главу

— Какой же ты жестокий, — с грустью молвила Юлия и скрылась за дверями гостиной, прильнув к окну.

С давящим чувством тоски смотрела она, как любимый уходил всё дальше, оставляя её вновь здесь, вновь одну. И лишь книга, которую прижимала к груди всё сильнее, будто успокаивала…

Глава 17

Покидая дом Азарьевых, Гаспаро и Фабио не спешили скорее уходить. Они ещё некоторое время стояли за воротами, наблюдая, как подъехавшая карета чуть притормозила, а из окна выглянул на них сам Азарьев…

— Павел Александрович, — поклонились друзья ему, но тот ничего не ответил, скрывшись за шторкой и уехав далее к дому.

— Ой, не нравится мне здесь, — вздрогнул подле Фабио, и Гаспаро открыл письмо, что некоторое время назад получил от любимой.

— В доме творятся странные дела. Неспокойно здесь, — читал он быстро. — Приезжал странный человек, господин Шешковский. Дворецкий сказал, это человек из канцелярии, важная фигура. Речь его с нашим папенькой шла о каких-то пропавших документах и записках. Документы важные, а кто выкрал их, не известно.

— Как всё складывается, — улыбнулся Фабио. — Сначала часто пропадают деньги, а потом документы и записки… Странными делами занят наш папенька!

— Не думаю, что он выступает в роли, как злодей, — с удивлением взглянул Гаспаро. — Но я тешу себя надеждой добраться до истины.

— Так рьяно? — смотрел друг с сомнением, но оставлять его без своей поддержки не собирался.

Спрятавшись скоро неподалёку за холмом, друзья сидели, будто отдыхали и наслаждались теплом прекрасного летнего дня. Не забывая следить за тем, кто и куда выходит из дома, оба тихонько строили план действий и ждали…

Юлия же, когда потеряла из вида вышедшего за ворота любимого, тут же стала листать книгу. Надежда увидеть что-то, что не принадлежит сему изданию, подтвердилась очень скоро. Наткнувшись на сложенный вдвое лист бумаги, она тут же взяла его, а книгу отложила на столик. Глаза бегали по строчкам написанного… Сердце радостно билось, а душа будто пела ту самую оду, что возлюбленный сочинил только для неё:

О Юлия, богиня грёз моих,

Нет, не умею песнь слагать я,

Да горестно без глаз твоих,

Без рук, без общества не сладко,

А там, где пламенное сердце,

Мне что-то тяжко, если вдруг

Дурная мысль стрелою меткой

Пронзает душу страхом мук,

Которые не ждут, зовут,

А вдруг всё только сон,

Но нет же, здесь ты, в жизни,

В снах моих, везде одна ты,

Верю, будет, верю, настанет добрый час,

Приду к тебе, а ты рукою

Нежно прикоснёшься. Вот и я,

Да, буду песнь тебе слагать вновь

И петь одной тебе всегда.

О Юлия! Моя ты сладость,

Моя награда, век мой, клад!

— Милый, — приложила Юлия письмо к груди и с наслаждением закрыла глаза. — Мой милый Гаспаро… Навсегда таким останешься… Навсегда твоя…

— Неужели? — с удивлением раздался голос Льва Азарьева рядом, и он взял письмо у не ожидавшей того Юлии.

— Гляди-ка, как иностранные беглецы, эти бедные отродья пытаются заполучить милость богатой и наивной барышни. Не подобает моей новоиспечённой сестрице дружбу с такими водить, аль не знаешь, кто я? — усмехнулся он, разорвав оду на мелкие клочки и бросив в камин. — Жаль, лето, а то бы сгорели.

— Зачем Вы сделали это, Лев… Павлович? — еле слышно молвила растерявшаяся Юлия, а он встал перед её лицом близко.

Схватив же руками за талию и прижав к себе, он дал понять до боли впившимися в неё пальцами, что власть свою над нею имеет и не позволит быть свободной.

— Так знаешь, кто я? — улыбался он, надавливая всё больше, и Юлия вымолвила, не скрывая страха, что переполнял:

— Да…. рассказывал Павел Александрович, что сын у него имеется, что в отъезде был.

— А портрет мой здесь видела? — кивнул он на портрет свой над камином, и Юлия кивнула. — Нравится? — был далее его голос более пылким.

Только не дожидался он ответа её… Видел, что победа недалеко. Засмеявшись, Лев стал страстно целовать плечи, шейку Юлии, впившись и в губы, будто голодный зверь… Пытаясь безуспешно вырываться, Юлия резко оказалась на кушетке по тяжёлым телом задирающего ей подол некровного брата…

Глава 18

— Лев! Где ты, чёрт?! Сюда! — кричал с порога вошедший в дом Азарьев. — Лев! Немедля, предупреждаю!

Его гневный вид испугал бы каждого, как замеревшего в углу дворецкого, но не спокойно вышедшего из гостиной сына. Поправив парик и застегнув небрежно надетый камзол, Лев свысока смотрел на отца и последовал по указанию его твёрдой руки пройти в кабинет.