Глава 31
Завтра с светом я проснуся
И в окошко погляжу;
Если дождик, — попрошуся,
Вот что матушке скажу:
«Идет дождик, нельзя в поле
Нам сегодня работать;
Мешкать нечего нам боле,
Пойдем в лес малину брать.
Отпусти меня, родная,
Я малинки наберу:
Тут дорожка есть большая,
Я продам всю к вечеру».
Лишь отпустит, вмиг сберуся,
Я умоюсь, побегу;
Лишь на час остановлюся
Возле речки на лугу.
Наберу цветочков в поле,
За собой буду бросать:
Чтобы миленький не доле
Меня мог, как вмиг, сыскать.*
Вместе пели Юлия и Алёна, когда переодетые ко сну вновь встретились в одной спальне, чтобы, как любили, делиться секретами и переживаниями. Их пение за дверью подслушал отец, убедившись тем самым, что всё хорошо, и, не скрывая счастливой улыбки, ушёл к себе в кабинет.
Его даже не удивило сообщение охраны, что в то же самое время под балконом Юлии, откуда доносилось пение, снова стоял Гаспаро… В голове Гаспаро уже созрел план, и он не ждал ни минуты более. Увидев прошедшего в дом слугу, который нёс стопку красиво сложенных белых простыней, Гаспаро прокрался следом за ним.
Он спрятался за штору в коридоре и дождался, когда слуга оставит несколько простыней на стуле, а с остальными отправится наверх по лестнице. Взяв стоящий на столике рядом подсвечник с зажжёнными свечами, Гаспаро хотел отправиться туда же. Только резко послышавшийся из кабинета рядом скрип пола заставил остановиться.
Гаспаро успел отставить подсвечник и схватить простыню. Вышедший из кабинета хозяин дома с удивлением заметил, как некто раскрыл простынь и будто занят ею. Заметил и остановившегося на лестнице слугу, который с ещё большим удивлением наблюдал происходящее…
Как только слуга заметил хозяина, тут же развёл руками, и Азарьев прищурил глаза на того, кто прятался за простынёй.
— Что за комедия? — усмехнулся Азарьев, схватив угол простыни и откинув её на пол.
Гаспаро стоял перед ним, тут же выпрямившись и уставившись в глаза, но молчал. Азарьев от подобной комичной ситуации еле сдерживал себя, чтобы не рассмеяться:
— Голубчик?! Днём являться следует, а не ночами под простыни залезать! Вы что, полагаете, здесь верят в подобные приведения?!
— Никак нет, Павел Александрович, — ответил с еле сдерживаемой улыбкой Гаспаро.
Азарьев пригласил его пройти в кабинет и, когда они уже остались наедине, отошёл к окну:
— Неужто не заметили, что охрана делает вид, будто не видит, как вечно тайком являетесь? Лишь по моему приказанию вас не хватают и не вышвыривают отсюда. Поясните же хотя бы сие появление?
— Разрешите видеться с Вашей дочерью Юлией, — прозвучала просьба Гаспаро, и Азарьев отошёл к клетке, в которой распевала озорная канарейка:
— Вот она тоже знает, каков я, правда, милая?… Но… Позвольте же узнать, дорогой Гаспаро Гирландайо, а кто вам сказал, что я запрещаю видеться с Юлией? Мой вам совет, явитесь однажды, как нормальный человек, с визитом…. через дверь, без простыни и днём.
Он повернулся с добродушной улыбкой к Гаспаро лицом. Тот почувствовал сразу, что совершил множество ошибок из-за страха, что будет не принят или вызовет гнев. Однако, чтобы как-то себя оправдать, сказал:
— Хочу сначала представить своё новое имя, которое дал господин Марков… Отныне меня можно величать Гавриил Александрович Цветков. Поскольку Гирландайо и означает цветы. Друга же моего назвали Фёдор Иванович Чернов. Его фамилия Нери…. то есть чёрный.
— И куда же запропастился сей Чернов? — удивился Азарьев.
— Его раненая душа не позволяет больше прибыть в сей дом, — опустил взгляд Гаспаро.
— Вот как?! И куда же он решил направиться теперь? — будто встревожился Азарьев, но Гаспаро успокоил:
— Он выполнит всё, что от него требуется, дабы остаться в России и служить России.
— Похвально. Значит, уезжаете всё же? Куда?
— Марков сказал, что в Англии есть люди, которые причастны к исчезнувшим у Вас документам. Наше задание найти главного интригана и утихомирить его за пределами России, — хотел всё рассказать Гаспаро, но Азарьев резко прервал:
— Тише. Молчите, Гавриил Александрович… Выполняйте задание. Это поможет и вам обоим, и мне, и… России.