– Может, я могу помочь?
– Вы уже помогаете. Вы – один из тех, кто мне не лжет. – Она пожевала кончик косы. – Знаете, преподобный… – Джесс хотела задать ему еще один вопрос, но не могла найти нужные слова. – Видите ли, я пришла сюда… У меня проблема. Я хотела просить вас… – Она умолкла.
– Да, я слушаю. – Священник принялся наводить порядок среди своих бумаг на столе.
Собравшись с духом, Джесс выпалила:
– Что делать, если тебе кто-то нравится, а ты боишься, что он совершил нечто ужасное? – Она не думала, что задаст вопрос в такой форме, пока не произнесла эти слова.
Преподобный внимательно на нее посмотрел:
– А что ты собираешься делать?
Ей никогда не удавалось провести священника.
– Мне кажется, я знаю, что делать. – Она вздохнула. – Но это очень болезненно. Болезненно в любом случае. Он в самом деле… мне нравится.
Священник взял очки и раскрыл их, затем снова сложил.
– Мне жаль, Джесси.
– И это все, что вы можете мне сказать? А ведь вы всегда говорили мне, что все наладится. – Она попыталась улыбнуться. – Мне, наверное, придется донести на него, святой отец. Можете представить, как я себя чувствую?
– Думаю, что тебе несладко придется. А он хороший человек, этот твой друг?
– Не совсем. Похож чем-то на меня. Но мы не то чтобы друзья. Я на сей счет насочиняла. – Джесс в смущении добавила: – Впрочем, не важно. Не думаю, чтобы из этого что-нибудь вышло.
– Тогда мне и впрямь жаль. Я всегда надеялся, что ты встретишь в один прекрасный день хорошего человека, который станет для тебя подходящей парой. Я всегда хотел видеть тебя счастливой.
– Не думаю, что после этого сумею стать счастливой.
Джесс подняла глаза, и преподобный увидел в них всю глубину ее страданий. Наверное, он был единственный человек в целом мире, перед которым она могла не скрывать свою тоску. Преподобный не стал говорить о счастливом исходе, слишком многое повидал он в своей жизни.
Пожав плечами, Джесс отвернулась.
– Может, он невинен, как ягненок, играющий на лужайке, а я – излишне подозрительна. Он все время повторяет, что я должна поверить ему.
– А ты что?
– Иногда верю. Ловлю себя на том, что верю, и тут же стараюсь запретить себе верить.
– Наверное, стоит к себе прислушаться.
– Не слишком хорошая идея. Я… с ним глупею. – Уже было поздно запрещать себе любить Себастьяна. – И чего только люди не делают ради какой-то идеи из книжки. Как будто во Франции – рай на земле. Я была там и все знаю. Тайная полиция. И все вокруг – воры.
– Ты очень наблюдательна, Джесс.
Из главной комнаты донесся грубый смех, но священник не обратил на него внимания.
– Но я должна уметь отличать хорошего человека от плохого. Насмотрелась на тех и других. – Джесс встала. – Почему так получается? Вы никогда не говорите мне, что делать, а я все равно делаю то, что надо…
– Ты о чем?
– Ведь я должна доказать, что он невиновен?
– Похоже, что так, Джесс. Что-нибудь еще?
– Этого, пожалуй, хватит на некоторое время. Ведите меня к вашему надежному провожатому, преподобный. Вы не представляете, сколько у меня еще сегодня дел.
– Ну, в этом-то недостатка ты никогда не испытывала. – Палмер вылил ее чай обратно в чайник. – В доме Бастарда Кеннета тебе безопасно? Слишком уж суровый у него вид…
– Да, верно.
Джесс накручивала на палец выбившийся из косы локон.
Палмер в задумчивости покачал чайник.
– Но я слышал, что он – человек слова. Человек чести.
– Ах, все не так просто.
– С тобой и не бывает просто. Я дам тебе в провожатые миссис Тримбл. Никто в здравом уме не нападет на миссис Тримбл. Даже я боюсь ее.
Святой отец открыл дверь, и они вновь вошли в многолюдную столовую, где пищали дети и громко разговаривали женщины. А один человек, раскачиваясь на скамейке, кричал что-то о воображаемых тараканах, ползающих по его телу. Окинув спокойным взглядом эту картину, священник обернулся к девушке:
– Да хранит тебя Господь, Джесс.
– Думаю, что у Господа и без меня полно забот, – пробурчала в ответ Джесс.
Она сделает то, что должна сделать для освобождения отца. Трусость – слишком большая роскошь, которую она не может себе позволить.
У ее локтя стояла русская чашка с цветами жасмина. После нее на промокательной бумаге каждый раз оставался маленький кружок, когда Джесс ставила ее на стол. И таких маленьких кружков было несколько дюжин.
Первый раз, когда взобралась на крышу, она вцепилась в трубу и, хныча, сказала Лазарусу, что не может этого сделать. И не будет. Но поскольку Лазарусу не говорят «не буду», он оторвал ее пальцы от кирпича и пнул ногой. Она покатилась по сланцу и остановилась только у фронтона.
Потом, когда медленно ползла вверх, уже не хныкала. И так вот и переборола свой страх. В конечном счете Лазарус оказался прав.
«Я могу это сделать». Взяв в рот кусочек сахара, Джесс отхлебнула из чашки чай. Затем написала:
«Я просмотрю список, чтобы убедиться, что он соответствует тому, что мне нужно. Изучу детали одного случая кражи. Того, который выберу по своему усмотрению».
Русский самовар. Русский чай. Русская традиция пить его с сахаром вприкуску. Джесс нравился коричневый барбадосский сахар, который покупала мама, когда им не хватало денег.
Какой смысл в богатстве, если не можешь пить чай так, как тебе нравится?
Рабочий день заканчивался. Клерки надевали плащи и шляпы, собираясь расходиться по домам. Но Джесс попросила мальчика-курьера задержаться. Он сидел на одном из высоких табуретов и играл с маленьким мячиком и чашкой.
Да еще клерк Бьюкенен пялился на нее сквозь стекло конторки. И это уже начало действовать ей на нервы.
Джесс снова принялась писать.
«Вы предъявите этот документ в любое время накануне подписания контракта. Никакие компромиссы не допускаются».
Вдоль окон конторы шел Питни, проверявший, все ли закрыто. На этом складе не было работы, к которой он не приложил бы руку. Он заботился об «Уитби», как о собственной компании. Питни не уйдет, пока не посадит ее в наемный экипаж и не отправит домой. А потом будет стоять на ступеньках пакгауза и смотреть ей вслед, пока она не скроется из виду.
Джесс сделала еще один глоток чая. Кончик ее пера высох. Она снова обмакнула его в чернила.
«Предлагаю вам принести бумагу сегодня вечером на собрание в Кеннет-Хаусе. Церемонию, если желаете, можно назначить на завтра. Все документы готовы для подписания».
Ложь, ложь и еще раз ложь. Но благодаря этой лжи она выудит список из здания Королевской конной гвардии. Это, конечно, еще не синица в руках, но уже и не журавль в небе.
«Себастьян не обрадуется, когда узнает, что я задумала. Как и папа. И Питни не одобрит. Да и полковника не стоит сбрасывать со счетов. Римс будет рвать и метать от бешенства».
Джесс подписала письмо и посыпала его песком. Сегодня она весь день только и делала, что вызывала у людей досаду.
Глава 19
Кеннет-Хаус, Мейфэр
Было еще рано, но из гостиной внизу доносились голоса, напоминавшие бульканье кипящей овсянки на плите. Историки, по-видимому, много говорят. Все свечи в доме горели. В холле же пахло свежей выпечкой, пчелиным воском и духами.
Спускаясь по лестнице, Джесс в последний раз проверила неудобную застежку ожерелья. Хрусталь люстры сверкал, как водопад под лучами солнца.
Коллекцию из восьми доспехов разместили в черно-белом холле – расставили вдоль стен и вооружили фигуры пиками. Джесс бывала на ученых собраниях в Париже и Вене – папа любил такого рода сборища, – но общаться с историками, интересующимися копьями и кинжалами, ей не доводилось. Был среди них и полковник Римс, которого она собиралась обмануть. Позже она незаметно покинет собрание, чтобы нанести визит в его дом. Ночка обещала быть напряженной. Но она почему-то особенно не нервничала.