— Я могу угостить вас чем-нибудь, Марта?
Нет, я не ошиблась, мужик мутный, голос слишком фальшивый и скользкие глаза. Зря обидела Марка, еще и картинки забыла у него дома.
— Нет, спасибо, мне пора, — тихо сказала я и тут-же поднялась со своего места.
— Ну куда же вы?
Но я уже уверенным шагом маневрировала вдоль столов в поисках выхода. Черт, придется спускаться к Марку за рисунками и слушать его нытье.
Как истинный художник, Ридигер слишком мягкий и ранимый, а еще он слишком в меня влюблен. Если бы не так много «слишком», мы могли бы стать действительно близкими друзьями. Но все же, у этого малыша была огромная привилегия, Марк был единственным, кто знал, чем я занимаюсь, я никогда с ним не притворялась и вела себя естественно. Его глупая, детская ревность затмевала ему глаза и он не мог оценить, что на самом деле, он имеет намного больше, чем тот же Алекс. Но, по большому счету, мужчин интересует только секс, поэтому вечно грустный Марк убивал меня своей депрессивностью.
Уже на пороге он одарил меня самым скорбным взглядом, на который был способен, вечер и так был неудачным, я не хотела поддаваться его унынию. С невозмутимым видом, я проскользнула мимо него в квартиру и пошла за своей папкой с рисунками, но не обнаружила их там, где оставила.
— Марк, где мои картинки?
— Это мои «картинки», — язвительно оскалился Ридигер.
— Хорошо, где они?
Марк не отвечал, опять пустым взглядом смотрел в стену, снова до жути грустный, наверно, с минуты на минуту пойдет мыть руки. Как только его терпят его девчонки, это же скука смертная!
— Малыш, я тороплюсь! Где рисунки?
— Ты же талантливая художница, нарисуй что-нибудь сама. Или попроси своих мужиков набросать тебе что-нибудь на салфетке!
— Другое дело, Марк! Когда ты злишься, ты не такой пресный.
Он яростно посмотрел на меня из под бровей. Если бы я была фотографом, я бы хотела поймать этот кадр, сейчас Ридигер был просто прекрасен.
— Я не пресный, ясно?
— Как скажешь… Ты очень резвый и заводной! Совершенно безбашенный чувак!
Я хихикнула, но Марку было не весело.
— Кстати, от этой тоски зеленой, я тоже могу тебя излечить, — уверенно сказала я.
— Ну прямо волшебница, — процедил малыш сквозь зубы.
— А то! — я широко улыбнулась.
— Ну давай, излечи!
Он смотрел на меня очень пронзительно. Какие же у него красивые, но мрачные глаза. С этим определенно нужно что-то делать!
— После отпуска сразу этим займусь!
— Куда-то уезжаешь?
— Ага, как только разведу своего последнего Бориса, верну тебе мустанг и поеду на заслуженный отдых. Но пока можем поработать над твоими микробами. Уа-а, Марк, смотри, они повсюду!
Я сделала страшное лицо и скрючила пальцы. Малыш опустил голову, повернул ее на бок и улыбнулся. Ну вот! Его вполне можно растормошить, при желании.
— Зачем тебе это? — недоверчиво спросил он и снова вернулся в настроение серой тучи, — Ты же никогда ничего не делаешь просто так.
— Во-первых, мы с тобой друзья…
— А во-вторых?
Я замялась.
— Я уеду довольно надолго, буду тебе благодарна, если ты сможешь помогать моей маме.
— Хорошо, — тихо сказал Марк, — что нужно делать?
— Ничего особенного, достаточно иногда привозить продукты и смотреть в каком она состоянии…
О такой услуге я не могла попросить кого-то другого, да и гиперответственный Ридигер прекрасно подойдет для этих целей.
— С тобой, конечно, очень весело, но мне пора. Верни, пожалуйста, рисунки.
— Я их выбросил.
Вот это да… Малыш показывает зубы. Ничего страшного, исправим.
— Ну зачем? — вспыхнула я, — Ты их порвал или просто выбросил?
— Просто выбросил.
— Какой же ты дурила!
Я подошла к кухонному гарнитуру и открыла дверцу шкафа, за которой стоял мусорный контейнер. Он был почти не заполнен и папка лежала на дне, но слишком чистоплотный Марк уже успел выбросить в контейнер остальной мусор, который я здесь развела: крошки, фантики, огрызок яблока, а из открытой бутылки молока на папку стекали последние капли. Выглядело не приятно. Но рисунки мне были очень нужны.