Язык отчего-то не повернулся назвать его махинации подходящим словом. Жорж моргнул удивленно и после долгой паузы еле слышно обронил:
– К вечеру обещаюсь возместить всю сумму непременно.
Я повернулась к купцу и, в душе гневаясь на себя за молящий тон, столь же тихо произнесла:
– Как полагаете, Петр Трофимович, простим на первый раз оступника? Дадим ему шанс начать новую жизнь? Как гласит народная мудрость: попытка – не пытка.
Сама не знаю, с чего вдруг меня понесло изъясняться высоким слогом. Но купец к моей вящей радости не стал упорствовать, назидательно заметив:
– Веруй, а не испытуй. Верующему воздастся, а у испытующего отымется… Коли веришь в него, дочка, пусть исполнится по-твоему.
Николашка взирал на нас насупившись – в его глазах горькой обидой плескалась неутоленная жажда мщения. Всем не угодишь, – вздохнула я про себя. На обратной дороге я поддалась уговорам купца заехать к нему в контору, ознакомиться с местом предполагаемой работы. Собственно офис размещался в одноэтажной пристройке к складу, откуда и растекался товарный ручеек по многочисленным лавочкам.
Если купец и ждал от меня каких-либо чудес, то я его разочаровала. В крохотной пыльной комнатушке, где даже мохнатые пауки впали в спячку от вечной тишины и покоя, я не задержалась и на минуту. Этот вселенский бардак, лишь по недоразумению именуемый бухгалтерией, устал ждать шестого подвига Геракла. Пришлось выставить жесткое условие: либо завтра все здесь будет блестеть и сверкать, либо ищите себе финансиста со славным именем Авгий.
Оставила я без реплик и нескончаемые ряды товаров: в тюках, ящиках, мешках и просто россыпью пылящихся на стеллажах. Едва глянув на плутоватую физиономию складского приказчика, мелким бесом рассыпавшегося при виде внеплановой ревизии, я мысленно определила первого кандидата на увольнение. Словом, ценных советов в этот день купец от меня так и не дождался.
Единственное, что я могла ему порекомендовать, так это смену вывески на лавочках. Напыщенное "Чего-то там, он сам и сын" предложила заменить емким "Тысяча мелочей". Почесав в косматом загривке, купец радостно прорычал что-то одобрительное на своем медвежьем языке. Николашка буркнул недовольно, мол, он давно талдычил дяде о чем-то подобном, за что немедля удостоился увесистой оплеухи.
В семейный особняк мы вернулись голодными и чуточку уставшими. Отведав налимьей ухи, тающих во рту котлеток из рубленого щучьего филе и сазаньей икры, я осоловевшим взором примерилась к горке обильно политых маслом гречневых оладий.
– Это я точно не осилю, – с сомнением произнесла я.
Серафима Павловна огорченно всплеснула руками.
– Цыпленок и тот больше тебя ест. Скоро ноги с голода протянешь, без слез не взглянешь на твою худобу.
Это по вашим меркам я худая, а по нашим – топ-модель, возразила я про себя. Исключительно из нежелания огорчать радушную хозяйку, отщипнула блинчик, выпила пиалу ароматного, со смородиновым листком чая и, собравшись с духом, воспротивилась настойчивым попыткам втиснуть в готовую лопнуть меня приличный кусище яблочного пудинга. После чего самым бессовестным образом отправилась вздремнуть часок-другой. Имею право, между прочим, отпуск мой еще не закончился. Заснула я с мыслями о красавце-кассире.
Разбудила меня давешняя служанка. С грохотом ввалившись в опочивальню, она тревожным шепотом известила:
– Вас молодой кавалер желают видеть безотлагательно… – и выдержав паузу, многозначительно добавила: – Нижайше просят со всем почтением, от нетерпенья изнывают-с.
Глянув на уголок предзакатного неба, багровеющего в распахнутом окне, я ахнула: вот так вздремнула! Быстро приведя в себя в порядок, с трепетным сердцем спустилась в гостиную. Петр Трофимович мирно попивал кофе в компании гостя. Сам виновник переполоха, вскочив на ноги при виде меня, смущенно протянул букет роскошных белых роз.
– Не могу выразить всю глубину благодарности, – трагично изрек Жорж. – Ваше участие в моей судьбе словно открыло мне глаза. И если раньше это казалось безобидной шалостью, отныне душа моя источает горечь, понимая всю низменность свершенных мною поступков.
Благо букет выручил, за ним я и спряталась, давясь от смеха. Вот интересно, он меня за дурочку держит или правилами хорошего тона принято нести всю эту ахинею? На всякий случай я восторженно округлила глаза, пару раз наивно хлопнула ресничками и томно произнесла:
– Ах, оставьте… Право, так поступил бы каждый на моем месте. Легко походя сломать чужую судьбу. Все мы ошибаемся в этой жизни, но и наказание должно быть соразмерным.
Петр Трофимович деликатно покинул нас, шепнув мне перед уходом, чтобы я береглась.
– Вы сделаете меня окончательно счастливым, если примете приглашение на сеанс кинематографа.
Театральным жестом Жорж извлек из кармана глянцевые прямоугольники картона.
– Отчего бы и нет? – вслух задумалась я. – Заодно и по первопрестольной прогуляемся, всю жизнь мечтала ее красотами полюбоваться.
– Вы первый раз в Москве? – в голосе красавца-кассира прорезались покровительственные нотки. – Ваш дядя сказывал, что погостить прибыли на каникулы из провинции.
– Можно сказать, что в первый, – грустно вздохнула я.
Петр Трофимович, узнав о нашей затее, категоричным тоном объявил, что без верного Пахома из дома он меня не выпустит. Лихого люда ныне развелось немало и по ночам шалят частенько. Пришлось подчиниться. Да и честно говоря, за могучей спиной неразговорчивого кучера я чувствовала себя гораздо спокойней.
Покачиваясь в коляске под монотонную дробь внезапно налетевшего дождя и млея от изысканных ухаживаний в исполнении Жоржа, я предавалась философским размышлениям. Вывод получался незатейливым: правду молвят, что любовь зла, но она еще к тому же и глупа. Прямо, как мой светский кавалер. Словом, к окончанию сеанса немого кино моя утренняя влюбленность бесследно испарилась вместе с последними аккордами пианиста.
– Скажите мне, Жорж, на что вы рассчитывали, подделывая чеки? Ведь рано или поздно затея обязательно вскрылась бы… И если не я, то кто-то другой поймал бы вас за руку.
Мы медленно прогуливались по освещенной молочными шарами газовых фонарей алее. Коляска двигалась параллельным курсом. Жорж с горячностью принялся доказывать мне, что кабы не злополучные сто пятьдесят рублей, кои он вынужден был в срочном порядке получить по чеку, никто и не догадался бы о его шалостях.
– Мой милый наивный Жорж, – с искренним сожалением вздохнула я. – Схема, которую вы применили, проста и глупа, как …
Я едва не добавила "как ты сам". Раскланявшись со встречной парочкой, Жорж обиженно воскликнул:
– Финансовая сфера лишь на непосвященный сторонний взгляд выглядит просто и незатейливо. На самом деле все намного сложнее и ошибка моя – дело нелепого случая.
Он действовал не один, догадалась я. Его прикрывает кто-то из начальства. Потому он и просил подъехать на следующий день. Скорее всего, его уже ловили за руку, но все списывали на банальную ошибку. Разгневанному клиенту возвращали украденные деньги и отлаженный механизм продолжал дальнейшую работу.
– Ну хорошо, допустим при больших оборотах клиент не заметит в массе платежей несколько списанных мелких сумм. Но ваша внутренняя ревизия обязательно отличит поддельный чек от настоящего.
Заговорщицки оглянувшись по сторонам, Жорж коснулся влажными губами моего уха.
– Открою вам по секрету величайшую тайну: я давно симпатизирую социалистам… Догадываетесь, о чем я говорю?
Брезгливо потерев мочку – как теленок, право слово – я недоуменно пожала плечами: причем здесь политика?
– У подпольщиков весьма приличные типографии, и отпечатать нужного качества чек не составляет большого труда. И признаюсь вам, как на духу: прискорбный случай произошел по вине синих мундиров – они разгромили типографию моих добрых знакомцев, а у меня, как назло, оставался последний экземпляр чека. Жадность обуяла и страх поспособствовал, вот я и подался соблазну снять разом крупную сумму. Да в средствах стеснение испытывал-с.
А ты осмелел, братец, с неудовольствием отметила я. Или меня за сообщницу принял? Прав был купец – дрянной человечишка этот кассир. Что ж, впредь будет наука мне неразумной. Жорж тем временем продолжал разглагольствовать. Видно, моя нелестная оценка его умственных способностей поспособствовала потоку бахвальства. Прослушав лекцию о хитрой банковской науке, я раздраженно произнесла: