Розенталь резко прищурился.
Вроде бы доброжелательно, с мягкой улыбкой на губах, но мне отчего-то стало неуютно, возникло чувство, словно я под прицелом.
Очень странный молодой человек.
Я не могу рассказать вам многих вещей о своей клиентке, вы знаете, это недопустимо… – он в нерешительности прикусил губу, тщательно подбирая слова. – Но некоторыми тайнами я вынужден поделиться для ее же собственного блага… Признаюсь как на духу, мне нужна помощь в одном весьма щекотливом предприятии, хотя не исключаю, что это обычная перестраховка с моей стороны… – гордо вскинув подбородок, жестко закончил: – Не поймите превратно, но это тот самый нечастый случай, когда законные методы не способны противостоять чиновничьему произволу, коль таковой впоследствии случится.
Страховка еще никогда излишней не была, – с невозмутимым видом вставил реплику Ильин. – Береженного, как известно, Бог бережет, а не береженного конвой стережет.
Бросив многообещающий взгляд на непрошеного хохмача (нашел время для шуток), я без излишних церемоний потребовал:
Рассказывайте!
Стряпчий молчал недолго.
Думаю, вам известно, что интересующая нас особа крайне незаурядна в своих способностях, можно даже сказать талантлива, порой до невозможности…
"Иногда даже гениальна, – мрачно поддакнул я про себя.- Вот только гений ее в большинстве своем отчего-то недружен с имперскими законами. Но этой странности вы, господин хороший, не замечаете".
… Не сочтите за похвальбу, но меня трудно чем-либо удивить, практически невозможно, однако ее последняя задумка привела меня в чувство особенного восхищения…
"Когда дослушаем вашу повесть до конца, то и мы дружно восхитимся, – не нашелся я что возразить на очередной пассаж. – А позже, когда это получит всеобщую огласку, готов побиться об заклад, что в числе восхищенных непременно окажутся прокуратура и судебное следствие".
– … Сама комбинация до очаровательности проста и изящна, и в то же время настолько неповторима, что ее хочется внести в учебники юриспруденции в качестве наглядного пособия…
"Даже не сомневаюсь в этом, обязательно внесут, – вновь не стал я оспаривать оратора. – А когда этой задумке дадут надлежащую правовую оценку, поверьте, ее внесут не только в учебники, но и в уголовное законодательство в виде изменений в соответствующие статьи, поскольку есть великие сомнения, что думские заседатели могли предусмотреть появление нашей гениальной барышни".
– … Но возникла одна малоизвестная проблема, – взял небольшую передышку стряпчий. – Хотя правильнее будет сказать, известная лишь узкому кругу лиц.
"Это для вас она малоизвестна, а мы с ней знакомы давно и достаточно близко, – продолжал я мрачные размышления. – От нас не скрыто даже ее нынешнее местонахождение, при этом круг знакомств проблемы ширится с пугающей всех быстротой".
– … Деян Иванович, вам не интересно? – в голосе стряпчего прозвучала искренняя обида.
– Прошу простить покорно, позволил нечаянно отвлечься! – столь же искренне покаялся я. – Но могу я просить вас перейти ближе к сути? Не поймите превратно, но имею крайнюю стесненность во времени…
Служба, одним словом, господин хороший, не стоит на меня обиды таить.
Гость, вновь как-то по особенному прищурившись, медленно кивнул в ответ и столь же неторопливо достал из портфеля фотографическую карточку. Ловко прокрутив ее в пальцах, протянул ее мне.
Я всмотрелся со всевозможным вниманием.
Мужчина лет пятидесяти с небольшим. Холеное лицо, отталкивающий высокомерием взгляд, глубокие залысины, характерная горбинка носа, пухлые женственные губы, безвольный подбородок.
Неприятной внешности господин.
Без единой капли сомнения не имею чести и желания быть с ним знакомым.
Кто это?
Мне не удалось скрыть невольную брезгливость в голосе.
Розенталь понимающе хмыкнул.
Председатель биржевого комитета по вопросам торговой несостоятельности господин Коган.
И что прикажете с ним делать? – непроизвольно вырвался у меня вопрос, странный в своей сути.
Гость по волчьи оскалился.
– Этот господин должен быть уничтожен…