— Господин Орсик подошел! Ему можно заходить?
Услышав, что ей сказали, она кивнула и посторонилась, пропуская меня. Когда я вошел, то увидел Тиэллу в красивом голубом платье, которая долгим взглядом посмотрела Изиру. Та потупилась.
— Тиэлла, показывай, что у вас тут происходит, сказал я.
Она взяла меня за руку и, потеряв интерес, правда может быть чисто для меня, к Изире, повела в другую комнату. Я зашел и остановился, как громом пораженный: Фрика была в невероятно красивом пышном желтом, под свет своих волос, платье, а Кентакка в строгом черном, по которому проходили желтые полосы. Когда она шевелилась — полосы двигались. Креона так и осталась в том, в котором приехала, однако у нее на шее было потрясающе красивое ожерелье. Очень строгое, очень дорогое и видно, что очень древнее. Глянув на меня, она сказала:
— Девочки, эффект достигнут. Кажется, у нас получилось.
Я понял, что мой рот все еще открыт.
— Да, получилось. Вы невероятно красивы! Ворожба была, когда цвет платьев меняли?
Ответила Тиэлла:
— Да. А еще Пиэлла подарила Креоне ожерелье нашей мамы. Оно у нас — семейная реликвия. Но после того, что Креона для нее сделала — Пиэлла справедливо посчитала, что она родилась заново. Впрочем, как и я, поэтому это наше с ней совместное решение
— Если честно, рядом с вами, я чувствую себя солдафоном с костяной ногой. Хотя я тоже постирал форму.
— И никто в стирке не помогал? Невинно поинтересовалась Тиэлла
— В стирке — нет. Все сам, своими руками, находясь один как перст, в своей комнате, всеми брошенный и забытый.
Все заулыбались.
— Пойдемте, нам пора, сказала Фрика и пошла к выходу. Я метнулся и открыл перед ней дверь. Только полный достоинства кивок был мне наградой.
Когда мы вошли в зал, по собравшимся там людям прошел удивленно — восхищенный шепот. Действительно, мои Женщины были самыми яркими и самыми красивыми. Кливлен встал и пошел навстречу.
— Ваше Императорское Высочество, Вы великолепны! Сказал он и галантно поцеловал ей руку.
Мы расселись за столом, по залу начали разносить вино и фрукты.
— Это коллекционное вино, которому больше 200 лет.
Все, кроме Креоны попробовали — вино было совершенно божественным. Я посмотрел на ее бокал и напрягся. Потом сказал ей:
— Теперь и ты можешь пить — алкоголя в нем больше нет.
Она благодарно улыбнулась и тоже пригубила.
Начался концерт. Один бард сменял другого. Музыкальные инструменты были самыми разнообразными — и струнные и духовые, и ударные и бог его еще знает какие. Как я понял, собрали лучших со всех островов. Все мои, кроме Тиэллы, сидели раскрыв рты, захваченные прекрасной музыкой — мы к такому уровню искусства действительно не привыкли.
— Тиэлла, подойди пожалуйста, сказал я. И бокал свой с собой возьми.
Она встала и подошла.
— Я хочу, чтобы ты выступила
— Хозяин, я давно ни на чем не играла.
— Поверь, ты будешь лучшей. Впрочем, ты и так лучшая, просто покажи это всем. С этими словами я налил ей в бокал состава из фляжки
— Прежде чем пойдешь, выпей вино.
Она кивнула и пошла на свое место. Креона, которая все видела, едва заметно одобрительно улыбнулась мне одними губами. Тиэлла что-то шепнула отцу. Тот сначала немного удивленно на нее посмотрел. Тогда она кивнула в мою сторону и Кливлен согласно кивнул.
Тиэлла ушла за сцену — наверное готовиться. Через некоторое время, конферансье, объявлявший имя каждого участника сказал:
— А сейчас перед нами выступит дочь нашего Императора, несравненная наследная принцесса Тиэлла.
Вынесли стул. Вышла Тиэлла с чем-то типа гитары. Я увидел, что перед выходом она выпила вино и немного покачнулась.
Она села, взяла инструмент, глубоко вздохнула, поймала глазами мой взгляд и запела. Ее огромный бархатистый, достаточно низкий поначалу голос просто окутал всех. Он плыл и закрывал нас. Такое чувство было в нем, что почти у всех в зале на глазах показались слезы — такого в этом мире не слышал никто. Да и не только в этом, наверное. Голос и музыка полностью захватили всех. Они вели, то поднимаясь до самых вершин, то опускаясь в самую глубину. Я смотрел на нее, а она на меня, но мы не чувствовали этого, сливаясь в унисон. Когда она замолчала, в зале была совершенно мертвая тишина и всем показалось, что голос продолжал звучать, постепенно растворяясь в неведомой и прекрасной тишине, из которой он появился и которую не дано постичь нам, простым смертным. Тиэлла сидела и ее щеки, как, наверное, щеки всех присутствующих в зале, были мокры от слез. Никто их не замечал — все переживали самые прекрасные моменты своей жизни.