— Я сейчас высажу тебя у дверей, а сам припаркуюсь, ладно? — объясняю Ульке, когда заворачиваю на основную дорогу к терминалу. — Только не стой на морозе, иди внутрь.
Улька, словно сбросив оцепенение, растерянно кивает, промаргиваясь, и проверяет содержимое сумочки.
Проезжаю чуть дальше, где нет скопления такси, быстро выбегаю и достаю из багажника чемодан. Подкатываю его на тротуар, где ждет Уля и коротко чмокаю в щеку.
Оплачиваю парковочное место и иду пешком до терминала. Кругом полно спешащих людей, в основном счастливых, потому что, может быть, у них отпуск или медовый месяц, или просто командировка. А у меня Улька уезжает, и охота орать во все горло, чтобы они все перестали улыбаться и счастливо суетиться со своими гребаными чемоданами.
Когда подхожу к главному входа замечаю, жмущуюся на морозе Ульку и чертыхаюсь в голос, ускоряя шаг.
— Блин, ты чего? — зачем-то поднимаю воротник ее дурацкой бесполезной шубы и растираю порозовевшие на холоде руки. — Пошли внутрь быстро.
— А ввв… вдруг ты бы уехал? Я ссс… следила — семенит за мной и выдает выбивающими чечетку зубами.
— Дурная совсем — перехватываю ее чемодан в одну руку, а Улькину холоднющую ладонь сжимаю в другой и тяну за собой к очереди, скопившейся перед металлоискателем.
Ульяну пропускаю вперед, а сам забрасываю на ленту чемодан и прохожу следом. Останавливаемся перед табло с расписанием рейсов и находим номера нужных нам стоек.
— Влево, там семнадцать и восемнадцать — тараторит Улька, уже довольно взвинченным голосом.
Потому что совсем скоро мы расстанемся. Потому что совсем скоро она пройдет через ленту с ограждениями, а я останусь по другую сторону. Останусь ее ждать. Или не ждать, но надеяться. Или самому решать, как перебраться к ней, если Уля откажется возвращаться. Или же вообще неизвестно, что будет дальше, и как все сложится.
У меня такой бардак в голове. Клянусь, там настоящий дурдом в стадии обострения.
Времени остается не так уж и много, но Уля совсем не торопится. Идет размеренным шагом. И я за ней. Тоже, как черепаха на прогулке.
Народу на регистрацию рейса немного, да, и самолет небольшой. Вылет с пересадкой в Москве и Стамбуле до аэропорта Лион-Сент-Экзюпери. Я понимаю, что летать часто она не сможет. Это адский ад лететь с двумя пересадками, тереться в аэропортах, ожидая рейсов, волноваться при задержке одного из них и несостыковке по времени. Это же, блин, издевательство какое-то.
Конечно, есть и другие варианты хотя бы с одной пересадкой, ведь из нашего аэропорта прямых рейсов до Франции нет. Только вот и цена будет другая. И мне нужно срочно подумать, как бы побыстрее подзаработать на своих прогах побольше, чтобы была возможность оплатить Уле перелет полегче.
И все эти мысли крутятся в моей голове в то самое время, пока я на автомате двигаюсь с Улькой в очереди, добираясь до стойки регистрации.
Тут меня прошибает. Вот в этот самый момент ей оформляют билет, лента увозит темно-бордовый чемодан, и Уля, сжимая в хрупкой ладони свой загран, с вложенным посередине билетом, отходит квыходу туда, где нужно будет пройти таможню. Туда, где меня уже не пустят.
Она широко распахивает свои огромные зеленые, колдовские глаза. Клянусь, наверное, девушек именно с такими глазами и сжигали на костре в Средневековье, потому что им совершенно невозможно сопротивляться. Но тут же я замечаю, как уголки ее полноватых красивых губ дрожат. Она сбрасывает сейчас, как минимум, лет пять, превращаясь в маленькую девочку. И у меня внутри бомба взрывается. Я прижимаю ее к себе, обнимаю так крепко, насколько это возможно. Утыкаюсь носом в ее волосы и жмурюсь, чтобы никто не заметил, как чертовы слезы копятся и копятся. Иуды.
— Я смогу прилететь в марте на неделю — тихо шепчет в мой пуховик Уля.
В марте.
Это сколько?
Это дофига.
Это много дней и ночей без нее. Это снова пустая квартира. Это мое одиночество.
— Останься — сжимаю в кулаках плюшевую шубу на ее спине. Продыхаю, чтобы не всхлипнуть, как последний идиот и слабак. — Люблю тебя так сильно. Не могу, не знаю, как отпустить — целую в висок, обхватывая ее голову дрожащими ладонями.
— И я тебя люблю — Улька позволяет себе слезы. — И тоже не знаю, как буду без тебя. Но Кир… — уже рыдает.
И я принимаюсь гладить ее волосы, вжимая в себя.
Дурак.
— Прости, я такой слабак, прости — твержу, как мантру, лишь бы она успокоилась — Позвони мне по видео, как сможешь. Покажи, как живешь там. В любое время звони, ладно?
Она только коротко кивает головой и утыкается в меня шмыгающим носом.
— Эй — поднимаю ее голову и прижимаюсь к губам.
Целую с отчаянием, прикусывая и оставляя следы. Улька так же с надрывом отвечает, спускаясь напоследок к моей шее и оставляя смачный такой засос.
— Это, чтобы знали — зализывает укус.
И меня так торкает от ее близости. Вот дурак, мозгами понимаю, что никакого продолжения не будет, но мой организм совсем не втыкает в происходящее.
Откидываю ее волосы с одной стороны за спину и тоже спускаюсь губами по шее, прикусывая в том же месте, что и она мне. А еще вспоминаю совсем не в тему, что ночью ей еще в паре мест засосы оставил на память.
— Блин — стонет Уля — И как мне на работу ходить? В водолазке?
— Наоборот — чмокаю еще и еще раз в зацелованные губы. — Ходи так, чтобы все видели.
И снова несем какой-то бред, потом опять целуемся, и тут Уля отчаянно обхватывает меня за талию и еще раз вдыхает.
— Это, чтобы помнить. Пришли название туалетки. Куплю, буду нюхать перед сном и тебя представлять. А лучше обдушу ими все подушки — тараторит Уля.
— Ладно — соглашаюсь и в последний раз пробегаюсь ладонью по хрупкой спине.
— Все — моментально отрывается, тыльной стороной ладони протирая лицо. — Пока, Кир. Я позвоню — давит улыбку и резко семенит в сторону выхода.
Рефлекторно подаюсь за ней, но вовремя себя торможу и принимаюсь считать до ста, чтобы успокоится. Чешу к машине, вдыхаю морозный воздух, но предательские соленые капли все же сползают по щекам.
Глава 30
Ульяна
В марте мне удалось вырваться на неделю в Россию, но эта неделя стала переломной.
Быть с ним рядом, при этом постоянно поглядывать на часы, наблюдая, как неумолимо бежит время и приближает нас к очередному вынужденному расставанию, казалось невыносимым.
Я потом еле оклемалась, закидываясь успокоительными, и понимала, что долго так не вынесу. К тому же и перспективы с работой у меня вырисовывались так себе. Бег на одном месте, по сути.
Мы с Кириллом созванивались почти каждый вечер в одно и то же время. Я уже выучила, что у него на заднем плане стеллаж, заваленный всяким хламом. Там и идиотская фигурка клоуна из фильма "Оно", и различные книги с совершенно разной тематикой, и набор пивных кружек в форме футбольных мячей, и даже целая пластиковая прозрачная коробка, забитая микросхемами.
А он знает, что у меня на заднем плане крашеная в мутно-серый цвет стена, украшенная панно со скачущими лошадьми.
Мы могли подолгу разговаривать ни о чем. Или делиться своими проблемами, успехами, погодой за окном, ныть о наболевшем.
Иногда просто молчали, разглядывая друг друга по ту сторону экрана, прикладываясь к нему дрожащими пальцами, чтобы представить, как дотрагиваешься до любимого лица, испытывая фантомные воспоминания о том, каково оно на ощупь.
Нам невыносимо жить вдали. Не хватает тепла друг друга, и поэтому мы, бывало, срывались, ссорились, а на следующее же утро мирились в сообщениях.
Как-то раз после очередной нашей ссоры, Кир позвонил мне прямо среди ночи ближе к трем часам. Он был пьян, ну, просто в хлам. Стоило мне принять видеозвонок, как Кир настроил камеру, откатил стул и встал посреди своей комнаты.