Сделав обеденный перерыв для поглощения куска шоколада с кофе, я совершаю ряд телефонных звонков. Мне удается перепоручить Сандре устройство австрийской архитектурной выставки. Ей это интересно, и она согласна взять на себя обязанности по ее подготовке и организации. Я даю ей электронный адрес Кристины, чтобы они связались и обсудили детали. На мне останутся, таким образом, только приглашения, которые я закажу через Союз Художников завтра же.
А мне звонит Ольга. Она тоже работает, но не принудительно, а добровольно. Ей нужно срочно сделать какой-то перевод с английского, и она сидит у себя в офисе на Рубинштейна, им занимается.
– Какие планы на вечер? – закидывает она удочку. – В пять часов на Невском будет парад ветеранов. Не хочешь ли ты забрать меня отсюда и пойти его посмотреть?
– Нет, не хочу. К тому же у меня встреча. Выяснение отношений. Не скажу – с кем, но для меня это важно. Правда, еще не знаю, чем все это кончится и насколько затянется.
– Это опасно? Будь осторожен! Тебя не могут убить?
– Думаю, что – нет. Не волнуйся!
– А я буду здесь долго – часов до семи. Перевод большой. Если быстро управишься со своими делами – заходи! Мне кажется, что у тебя грустное настроение. Мы пойдем погулять и тебе его поднимем. Можем где-нибудь выпить или перекусить.
– Хорошо, но я ничего не обещаю. Как сложится.
В три часа мне приходит облом. "My plans have been changed. Lets meet tomorrow. Kiss, Pia". Я возмущен этим неслыханным вероломством и требую объяснений. "Sorry, I do not want get you angry" – отвечает она и предлагает встретиться совсем коротко в без пятнадцати пять внизу у ее дома, так как потом ей надо будет куда-то уходить.
Но коротко и на улице меня не вполне устраивает, поэтому я соглашаюсь перенести встречу на завтра. Однако тут начинает упираться она, настаивая, чтобы я подошел в без пятнадцати пять. Для нее это очень важно. Мы переписываемся около часа и я, наконец, решаю пойти на уступку. Пия просто вынуждает меня это сделать. Мне все непонятно. Зачем нужны такие странности и такая спешка, но я хочу ее видеть.
Лежа на животе в шезлонге, я замечаю, как она ровно в четыре пятнадцать выходит из двери консульства и, заметив меня, машет мне рукой. Я машу ей в ответ. Она садится в машину и, помахав еще раз, уезжает домой.
В назначенный час я подхожу к ее дому и вижу ее переодетую, стоящую на углу Шпалерной и Потемкинской, беседующую с каким-то плотным дяденькой, с которым она, заметив подходящего меня, прощается по-фински и, поцеловав меня, берет меня за руку, вставив свои растопыренные пальцы в мои.
– Это Матти Ниеминен – наш консул по культуре и прессе. Он – гомосексуалист. Любит мальчиков. Я его встретила случайно. Он такой смешной. За пару минут успел рассказать мне несколько анекдотов. Куда пойдем? В парк?
Взявшись за руки, мы обходим парк по Шпалерной вдоль Таврического дворца и, найдя свободную лавочку почти у самой воды протухшего пруда, на нее усаживаемся.
– Сегодня я писала в разные места, чтобы получить другую работу.
Теперь у меня есть диплом университета, и я хочу найти что-то получше. Сейчас освободилось место директора финской Торгово-Экономической палаты в Санкт-Петербурге. Было бы неплохо мне его получить.
– А разве ты не довольна работой в консульстве?
– Я довольна, но здесь мало перспектив. Мне хочется большего.
– Я тебя прекрасно понимаю! Ты – молодая, энергичная женщина!
– Да, если я получу это место, у меня появится столько новых возможностей!
– Слушай, я очень тебя хочу! Я за тобой соскучился!
– А у тебя разве нет других женщин?
– Нет, – нагло вру я. – Нет!
– А я знаю, что есть.
– Это неправда.
– Но я знаю.
– Откуда?
– Не скажу…
– Скажи!
– Сегодня я разговаривала с Ретой.
– Так это она сказала тебе, что у меня есть другие женщины? Но она не может этого знать. Я с ней практически не знаком. Она только могла видеть меня с кем-то, но что из этого? Я часто бываю на выставках и всяких культурных мероприятиях, где вокруг меня вьется множество женщин, но это не означает, что я с ними со всеми сплю! Скажи, что тебе говорила Рета?
– Ничего. А Будилов меня обманул.
– Как?
– Это не его картина, а копия Ван Гога! Там сзади так и написано.
– А, это не Ван Гог, а Ван Кок – псевдоним Будилова. Понимаешь – игра слов?
– Мне пора. Я возьму такси. Ты что будешь сейчас делать?
– Я поеду с тобой!
– Тебе нельзя!
– Тогда я только поеду с тобой, а потом пойду гулять по городу.
Ты куда едешь?
– На Итальянскую улицу, туда, где ресторан "Мама Мия", знаешь? Ты можешь со мною туда на такси доехать. Только обещай, что ты не станешь за мной следить!
– Почему я должен за тобой следить?
– Обещай, что не будешь!
– Конечно, обещаю.
Выйдя на Кирочную, мы ловим машину. Едем молча, а в душу мне начинают закрадываться смутные подозрения. События выстраиваются в логический ряд. Я заглядываю Пие в глаза и ловлю ее настороженный взгляд.
– А зачем ты заезжала домой?
– Я мыла голову.
– Все ясно!
– Что?
Я молчу. Она тоже молчит. Мне не верится в то, что мне говорит интуиция, хотя я уже совершенно уверен, что это правда. Но что я могу сделать? Броситься перед ней на колени? Просить прощения? Просить ее никуда не ходить? Но она уже все для себя решила. И она знает, что я уже знаю. Я это чувствую. Слова здесь не нужны.
Мне на глаза непроизвольно наворачиваются слезы. Пытаясь себя сдержать, я отворачиваюсь в сторону. Необходимо предпринимать какие-то решительные действия, но я словно парализован. Почему я не пробую все изменить? Почему я погружаюсь в безысходность? Я просто не верю. Не хочу верить. Не могу поверить.
– Ну, что? Что с тобой? – сжимает она мою руку.
– Ничего, не обращай внимания.
Мы высаживаемся на площади перед Домом Кино.
– А теперь – уходи! Я буду смотреть за тобой, пока ты не уйдешь.
Помни, что ты мне обещал!
Я ухожу, не оборачиваясь, в направлении Невского по Караванной. Я иду к Ольге, надеясь, что она еще не ушла. Парад ветеранов уже закончился, но Невский проспект все еще перекрыт для движения транспорта. Толпы гуляющих идут прямо по проезжей части. Я вливаюсь в человеческий поток, с которым мне чуть-чуть по пути до улицы Рубинштейна. У Рубинштейна я из него выливаюсь. Подхожу к дому номер шесть и звоню. Ольга еще на месте. Она рада, что я объявился. Она бросает свои дела, чтобы броситься мне в объятия. Я забираю ее, и мы выходим в полупьяный, продолжающий напиваться город.
– Что будем делать?
– Поедем к тебе! Я у тебя еще не был!
– Ладно, поехали, но предупреждаю…
– Хочу увидеть, как ты живешь.
Секс в коммунальной квартире – это особенный секс. Секс в коммунальной квартире можно было бы назвать извращением, если бы он не был настолько обыденным и скучным, каковым он на самом деле является. Только для меня это своеобразная экзотика. Предаваться любви в интерьерах убогого быта может быть возбудительным лишь для человека ко всему этому непривычного. Людям же, постоянно проживающим в коммунальных квартирах, это трудно понять, да и не надо им ничего этого понимать. Зачем понимать непонятное, если можно просто делать приятное?
Глава 65. СЕКС В КОММУНАЛКЕ. МОЕ ГРЯЗНОЕ БЕЛЬЕ.
У Ольги дома я еще не бывал ни разу. В ее комнате с окном на Малый проспект Васильевского острова стоит шкаф, сервант, стол, стул, диван и гладильная доска. На полу лежит коврик. Я валю ее на коврик, хотя мне больше хотелось бы сделать все на гладильной доске, но доска явно не выдержит, поэтому я даже не пробую. Я сдираю с нее ее легкую весеннюю одежонку, надетую по теплой погоде, и она сдирает с меня рубашку прямо через голову, не расстегивая, словно шкурку с кролика. С Ольгой мы уже притерты друг к другу и знаем, что и как.
Мы притираемся с ней дальше, поднимая при трении температуру наших тел, повышая напряжение наших нервов, ускоряя частоту сердцебиений. У меня иногда случается так, что, занимаясь любовью с одной женщиной, я одновременно думаю о другой. Я знаю, что это невежливо по отношению к партнерше, и поэтому я никогда ей в этом не признаюсь. А было бы любопытно хоть раз взглянуть на реакцию.