– Почему вы чистите икону пылесосом?
– Этому нас учат в Академии, – отвечает она в микрофон.
Теперь очередь за женой офицера. Телевизионщики довольны. Атмосфера рабочая и непринужденная. Юля-натурщица делает свое дело безукоризненно.
– Я – жена офицера. Мне надоело быть домохозяйкой. Мне хочется праздника! Полета, а не угрюмого быта коммунальной кухни!
– Слушайте, ребята, да меня же за эту жену офицера у нас на студии начальство убъет, – с упреком говорит нам Юля Олесенко.
– Ну, это еще что? В субботу будем снимать ее в коммунальной кухне, – успокаивает Гадаски. – Телезрителям надо показывать настоящую жизнь, а не фальшивые декорации мыльных опер.
Из Вены звонит Хайдольф. Сергей начинает разговаривать с ним по телефону по-немецки. Содом и Гоморра. Все что-то говорят, чего-то хотят, о чем-то просят. А у меня в штанах лежит больной раненый хуй, и мне ни о чем не хочется думать. Мне хочется, чтобы все эти люди оставили меня в покое. Тогда я заварю себе чай и намажу бутерброд толстым слоем масла или грибной икры. Только бы они все поскорее ушли! Только бы ни кто из них не остался!
Глава 18. ПРИГОВОР.PARTY У ПИИ. "КОШКЕНКОРВАН". НОЧЬ ВТОРАЯ.
Наутро мои анализы уже должны быть готовы. Я иду на Итальянскую шесть. Там, в приемной сидит уже не одна молодая медсестра, а две старые. Называю свой номер, под которым я зарегистрирован и мне дают листок с какими-то латинскими названиями, крестиками, ноликами и птичками.
– Но мне здесь ничего не ясно, – замечаю я.
– Тогда пройдите к доктору, у него сейчас никого нет!
– Ага, – говорит грузин, натягивая резиновую перчатку, – здравствуйте! Сейчас я вам сделаю массаж простаты! Становитесь, пожалуйста, сюда!
– Знаете, – возмущенно говорю я ему, – вы лучше сделайте массаж простаты себе, а мне объясните, что все это значит!
Он нехотя снимает резиновую перчатку и берет листок.
– Да, у вас действительно что-то есть. Это – гарднерульоз, но, по всей вероятности, в весьма слабой форме, потому что при молекулярно-биологическом анализе результат отрицательный, а при (тут он называет какую-то хитрую аббревиатуру) – положительный. Удивительно, что вы его почувствовали. Обычно его не замечают.
Лечить его даже не обязательно.
– Как это так, не обязательно? – говорю я. – Конечно, я понимаю, что вы, может быть, насмотрелись здесь на такое, что моя болезнь кажется вам пустяком, но для меня это не пустяк!
– Хорошо-хорошо, я выпишу вам лекарство!
И он выписывает мне два лекарства – трихопол и юнидокс, объясняя, как надо их пить. Курс лечения занимает десять дней, употреблять алкоголь во время принятия таблеток категорически нельзя. После этого можно сделать контрольный анализ.
"Пока Гадаски здесь, не пить просто невозможно" – думаю я. – "Но он улетает уже послезавтра. Значит, начну лечение с понедельника. Однако, как быть тогда с финкой? Если я не буду пить, она сразу что-нибудь заподозрит. Может сказать ей правду? Не поймет. Кому в этом мире нужна правда? Да никому! Ставить же из-за такого пустяка на карту только начинающиеся отношения совсем даже не хочется. Значит, придется искать какой-нибудь выход".
К Пии я прихожу не к одиннадцати, как она мне сказала, а даже чуть-чуть пораньше, наивно полагая, что все должно уже давным-давно кончиться. Ну, сколько может продолжаться детский праздник?
Детский праздник действительно уже завершается, но вместо него начинается взрослый. Родители постепенно забирают детей, разводят их по домам, а сами возвращаются. Хорошо, что я догадался прихватить с собой бутылку водки, а брал ведь на всякий случай.
– Проходи на кухню, – говорит Пия, – там Мерья готовит коктейли.
Мерья – низенькая толстая финка, симпатичная, но чем-то похожая на жабу, режет маленькие зеленые лимончики. Рядом на стуле сидит Лиза. Я подсаживаюсь к ней и обнимаю ее за плечи.
– Как дела, Лиза?
– Мы купили сегодня лаймы, – кивает она на лимончики – в большом гастрономе на Фурштатской. В России я раньше их не видела, здесь везде продают только большие желтые лимоны. Но теперь Мерья может делать нам коктейли, как в Финляндии.
– Это будет такой мексиканский коктейль, – говорит Мерья и дает мне стакан, – на, возьми – попробуй!
Мексиканский коктейль состоит из водки, свежеотжатого сока маленьких зеленых лимончиков, которые называются лаймы, сахара и кубиков льда, взбитых вместе серебряной ложкой. К этому напитку я отношусь недоверчиво, помня свежий опыт коктейля по-польски, но пьется он приятно, и я постепенно втягиваюсь в процесс – когда мой стакан пустеет, Мерья колотит мне новую смесь.
Пия бегает где-то по комнатам и в прихожей, занимается детьми, собирает их и провожает, общается с родителями. Оттуда доносятся голоса и крики. На кухню заглядывает Кай, за ним – женщина за тридцать, стриженная под овцу, с девочкой, как две капли воды на нее похожей.
– Пока, Мерья! Пока, Лиза! – говорит она по-русски и ошарашено смотрит на меня.
О, я ведь совершенно забыл, что на мне белая военная рубашка с погонами капитана третьего ранга! Я одел ее, чтобы показать Пие. Рубашку Гадаски заберет с собой в Лондон, а пока ее можно поносить.
– Здравия желаю! – бодро представляюсь я. – Капитан третьего ранга Устюгов Геннадий Афанасьевич.
Женщина-овца от изумления чуть не лишается чувств. Словно, все еще не веря своим глазам до конца, она подходит ко мне ближе, и говорит:
– Я – Люда, я работаю у Пии.
– Тимо видел тебя вчера вечером у консульства, – говорит мне Лиза.
– Я его тоже заметил, проходя мимо, но не успел ему помахать.
– Он обещал здесь быть, значит, подойдет попозже.
Хорошо, что я одел форму. Она производит впечатление не только на Люду. Все финны, входящие на кухню, заметно пугаются. Даже общий разговор, наверное, не клеится именно из-за нее. Все сидят молча. А, может, у них в Финляндии и не принято много говорить? Как в фильмах Аки Каурисмяки?
Напротив меня сидит на стуле очень толстая женщина. У нее на колготках на правой коленке дырка. А есть еще очень толстый мужчина, он зашел в кухню и сразу же вышел. Интересно, эти мужчина и женщина вместе? Муж и жена? Часть гостей сидит в гостиной. Только за напитками они приходят на кухню.
В какой-то момент кончается лед. Мерья зовет Пию. Пия достает из пятиэтажной морозильной камеры пластиковый супермаркетовский пакет, наполненный намороженными заранее кубиками, и укладывает его на коврик посередине кухни. Кубики льда смерзлись между собой. Чтобы их разбить, она достает большой деревянный кухонный молоток и стучит ним по пакету сверху.
Тут как раз на кухне появляется Тимо. У него на ногах красивые американские ковбойские сапоги, на толстой подошве и с загнутыми носками. Странно, как он вошел сюда в сапогах, Пия сказала мне, что надо обязательно разуваться, у них в Финляндии так принято – ходить по квартирам в обуви. Видимо Тимо никто не проконтролировал, а сам он, желая покрасоваться, свои красивые сапоги снимать не стал.
– Какие удобные сапоги! – говорю я и отодвигаю в сторону Пию. -
Давай, прыгай! Не то, все останутся без коктейлей!
Тимо все понимает с полуслова, он высоко подпрыгивает и опускается подошвами сапог на пакет. Раз, два, три! Готово! Все радуются удачному и эффектному представлению. Хоть какой, но все-таки экшен!
В кармане Тимо принес с собой финскую водку в скромной поллитровой бутылке.
– Ты знаешь, что это такое? – спрашивает он меня.
– Могу только догадываться.
– Это "Кошкенкорван" – лучшая финская водка! Хочешь попробовать?
– Давай! А то меня уже тошнит от этих сладких коктейлей!
– Это такая ужасная водка, – предупреждает меня Пия, – она – как лекарство!