Я в ужасе закрыла лицо руками. Дурдом продолжался. Только инфаркта проститутки нам не хватало для полного набора.
— Твою-ю ма-ать, — жалобно простонала я, боясь даже посмотреть на происходящий идиотизм и бездыханную девицу.
— Чего встала? Окно открой, путь подышит девчонка! — велел мне Матвей, казалось, ожидавший именно этого — судя по откровенно смешливому тону. — Эх, слаба оказалась, Кристина Михайловна! Ну как так-то, с такой профессией — и ни грамма выдержки?
Я послушно метнулась к окну, чтобы впустить свежий воздух. Вадим уже снова улёгся на кровать, но продолжал недовольно кряхтеть, как карапуз, у которого изо рта вытащили чупа-чупс. Матвей уложил Кристину на ковёр и осторожно похлопал по щекам.
— Давай, эй! Подъём!
— Вот зафига это было делать?! — сквозь зубы выдала я, с бешенством наблюдая за тем, как в радужке чокнутого бокора играл смех. — Это ты виноват! Постояла бы она у стеночки и всё! Но нет, надо было…
— Проучить, — вдруг спокойно отозвался он, подняв на меня внезапно очень серьёзный взгляд, который не смогла скрыть упавшая спутанная чёлка. — Пятьдесят тысяч? Она поймёт, что это того не стоило совсем. Может и задумается о чём.
— Ой, смотрите, какой морализатор! Белое пальто не жмёт? Сам-то за тридцатку трупы поднимаешь!
— Я лишь исполняю волю Барона. Если он мне велел в ту ночь быть в том отеле — я был. Если он дал силу поднять Вадима — я поднял. Пойми уже, что я — раб в ошейнике. И твои деньги… просто утешающая корка хлеба, которая не вернёт мне души.
Я тяжело сглотнула: едва ли не впервые услышала в густом, бархатном тоне Матвея отголосок какой-то внутренней, искренней боли. Таким голосом я говорила о бабушке вслух — настолько редко, что и забыла, когда в последний раз это было. Моргнув, бокор снова склонился над неподвижной Кристиной и прижался лбом к её лбу — коротко, тут же отстранившись. Она мотнула головой и тихо простонала.
Так. Выходит, и исцеление ему доступно? Час от часу не легче.
— О, а вот и наш доктор пришёл в себя, — наигранно весело прокомментировал Матвей пробуждение Кристины. — Девушка, вы как, в порядке?
— Да, — слабо пискнула та, беспорядочно моргая. — Мне такое привиделось…
— Всё может быть, мы в этой комнате забористую дурь раскуривали вчера, — спешно выпалила я, присев рядом с ней и ухватившись за первую придуманную ложь.
— Ага… Знаете… Мне бы домой надо, прилечь, — бормотала Кристина, пока мы с Матвеем помогали ей сесть.
— Конечно-конечно. Сейчас быстренько объявите диагноз, а потом Женька сразу отвезёт.
Она ещё долго охала, пока я не пообещала ей накинуть десятку к оплате. После этого удалось вывести её в коридор, где — как и ожидалось — беспокойно тёрлась Нина Аркадьевна. Услышав от девицы в белом халате слово «ангина», та ускакала на кухню, готовить куриный бульон. И только у самой лестницы Кристина вдруг остановилась, задумчиво потёрла рыжий затылок и прошептала:
— Знаете… а с колёсами-то я всё-таки завяжу…
И только я могла оценить довольную рожицу, скорченную Матвеем на это заявление. Воспитательный процесс у него прошёл на «ура».
Лишь бы не начал тем же методом воспитывать меня, чёртов садист.
Глава 8
Кристину мы отправили в город на такси, а зомби-питомца согласился покормить сам Матвей, не забыв добавить, что это «в первый и последний раз». Женька не перебивал мой сумбурный рассказ и выслушал всё внимательно. Только скурил три сигареты, пока мы стояли с ним на балконе. Он согласился посмотреть на Вадика лишь краем глаза — и пусть страх хорошо спрятал, я не могла не ощущать по нашей нерушимой связи, как он нервничал и внутренне отрицал всё сверхъестественное.
— Сучий бред, — подвёл он итог ситуации, и я с ним была полностью согласна. — Чип, ты меня точно ничем не накачала?
— Увы, — я безоружно развела руками и рухнула в плетёное кресло, морщась от бьющих через стекло солнечных лучей.
Женька потрепал пятернёй и без того лохматую шевелюру на голове, и вдруг в родных медовых глазах — копии моих — вспыхнул озорной огонёк:
— Так погоди… Мы уже закидываем удочку не на кусок пирога, а на весь торт, правильно? Дожидаемся, пока сват докашляет свои денёчки, и «Райстар» наш!
— Если никто не запалит, что Вадим уже труп, — мрачно кивнула я, не разделив этого энтузиазма. — Ты всё привёз? Договорился с доставкой куриц?
— Всё на мази, будет тебе живность, — подтвердил Женька, затушив сигарету в стеклянной пепельнице на круглом столике. — Юлька, заживём! Не доверяю я правда этому парню с его зомби-штучками, но блин, если всё выгорит… Наконец-то с Будулаем расплачусь…
— С кем? Я не поняла, у тебя опять долги? — вскинулась я, на что он, покусав губу, выдал:
— Да это ещё с того лета не погашено, когда у меня мастерская прогорела. Ты же знаешь, в банках мне давно ничего не дают, у частника брал, авторитет один. Не бери в голову: всё закроем, когда закончим это дело, — он широко улыбнулся, но на меня его белозубый обаятельный оскал не действовал давно.
Хитрый стервец. Я, значит, буду тут возиться в слюнях и кровище зомбака, пока он — трахать очередную «Кристину Михайловну»?
— Или это дело прикончит меня. Ты вообще в курсе, что эта тварь жрёт живое мясо и не прочь откусить мне пальцы? — обиженно пробурчала я.
Женька вздохнул и подошёл ко мне сзади, тепло приобнял за плечи. Я дулась ещё пару секунд для проформы, но когда он чмокнул меня в макушку — не смогла отстраниться. Не зря мы были близнецами и чувствовали друг друга кожей. Обижаться на него — словно обидеться на саму себя.
— Ну так для того тут и будет этот… двоюродный брат из Саратова. — Он успокаивающе погладил меня по распущенным волосам. — А ты смени «Мон Парис» на что попроще — глядишь, и зомби перестанешь соблазнять на обед. Чип, это наш шанс, просто нереальный во всех смыслах.
— Да, если только не объявится этот Виктор Демчук и не начнёт с нами судиться.
— А за этого типа вообще не переживай. Считай, и нет его, — усмехнулся Женька, и я слегка развернулась в кресле, чтобы поймать его взгляд:
— Расскажешь? Откуда он вообще нарисовался в завещании?
Он откровенно замялся. Отвёл глаза, оторвал от меня руки и достал из пачки новую сигарету, грозя сегодня превратить мой уютный маленький балкончик в курилку. Я плохо относилась к запаху табака: единственное, за что не могла боготворить маэстро Сен-Лорана, так это за пристрастие к никотину. С детства была приучена его терпеть от каждого встречного-поперечного и на всех тусовках. Но вот с фруктовым кальяном вполне ладила.
Затянувшая пауза напрягала, а Женька, зажав зубами сигарету, стянул с себя ветровку и кинул на спинку второго кресла. Я хмыкнула, продолжая гипнотизировать его требовательным взглядом. Хотя, признаюсь, глубинные струнки души тронул факт, что под курткой брат носил подаренный мной кашемировый джемпер «Исайа». Тряхнув запястьем с болтающимися на нём часами деда Леонида, он, наконец, осторожно выдал:
— Как бы помягче выразиться… Витька от семьи отлучили прочно, и уже давно. Лет двадцать назад наверное. Я перед тем как тебе наводку на Вадика дать, хорошо эту семейку прощупал и нашёл их бывшую домработницу — она мне и рассказала, что там стряслось, — как-то уж очень издалека начал Женька рассказ, то и дело затягиваясь дымом.
Держу пари, это от него у братца уже такие морщинки в уголках глаз.
— Ну и? Тебя пытать надо? За что этого Витька выперли-то? — я нетерпеливо поёрзала в кресле, но следующие слова даже у меня вызывали неприятный шок.
— За изнасилование сестры, — глухо ответил Женька и, увидев моё застывшее лицо, пояснил: — Было это в начале нулевых, «Райстар» только-только на ноги вставала. У Демчуков нормальная семья была, уже с лихвой обеспеченная на то время: отец, мать, двое сыновей. После Вадика мать его рожать больше не могла, и захотелось им девочку — недолго думая, удочерили. Лизочку, куколку. Души в ней не чаяли, родной считали. А когда Лизочке стукнуло двенадцать, старший брат её и… того. Отлюбил. То ли обкурился он тогда в первый раз, подросток тупой. Может, просто от безнаказанности таким дегроидом вырос. Лизочка не выдержала и вены себе вскрыла после такого.