Чертыхаясь себе под нос, я продвинулась ещё шагов на тридцать вглубь цеха, стараясь не запинаться об торчащие железки и куски арматуры. Позади раздался жуткий грохот, от которого вздрогнула всем телом и оглянулась: ну, конечно. Вадику ловкость и при жизни была чужда, а теперь он просто пёр вперёд как самосвал без шофёра, сшибая по пути всё подряд.
— А ну, встали! — вдруг эхом прогремел знакомый по телефонному звонку грубый мужской бас, и из темноты показались смутные силуэты людей. — Курица безмозглая, тебе кто разрешал кого-то с собой брать, а? Почему не одна?
— Т-так деньги же его, — заикнувшись от неожиданности, выдала я первое пришедшее на ум оправдание. — Это мой муж, Вадим.
— Ну, допустим, — неуверенно протянул незнакомец и медленно вышел из тени.
Ублюдков оказалось двое. Один высокий и поджарый, смуглый, в добротном вельветовом пиджаке и явно уроженец кавказских регионов судя по оттенку волос и бородки. Второй коренастый, в спортивном костюме и стрижкой под «ёжика», и даже морда у него казалась туповатой — но именно он и толкал вперёд связанного по рукам грубой верёвкой Женьку с тряпкой во рту.
— Твою ж мать, — только и всхлипнула я, увидев, во что скоты превратили любимого брата.
Избитое лицо отекло, запёкшаяся кровь разводами покрывала скулы, вспухшую губу и рассечённый лоб. Один глаз заплыл так, что вовсе не открывался. Свитер и джинсы были сплошь в грязи, левую ногу Женька приволакивал за собой, а на новый тычок кончиком толстого охотничьего ножа в спину, заставивший его выйти ближе к свету, едва слышно простонал.
— Убедилась, а? — без малейшего акцента провозгласил кавказец и довольно хмыкнул, глядя на моё наверняка побелевшее лицо: — Живой, пока что даже без лишних переломов. Бабки гони, или прямо при тебе ему рёбра посчитаем. Эй, муженёк, а ты там хоть моргни что ли?
— Он контуженный, — буркнула я, пока труповатый вид застывшего за мной Вадика не привлёк ещё больше внимания. — Сначала отпустите Женьку. Вот, деньги при мне. Правда, только в рублях.
С этими словами я негнущимися пальцами расстегнула рюкзак и наклонила, показывая купюры. Это были те самые, которые пыталась отдать Матвею, и лежали только сверху — дальше рюкзак был забит бумагой.
— Кидай сюда, — протянул вперёд руки кавказец, на что пришлось резво возразить:
— Развяжите…
— Ты рот-то прикрой, а?! — рявкнул второй бандюган, демонстративно покрутив ножом в воздухе. — Бабе слова не давали! Нал посчитаем, тогда и получишь своего утырка!
И тут где-то слева от нас раздался грохот, бряцание металла о бетонный пол. Вздрогнув, я с надеждой глянула в темноту, ожидая увидеть спасительный дымок свечи бокора. Однако со следующим стуком пульса в виске вся вера в лучшее разлетелась в пыль.
Преодолевая сопротивление извивающегося Матвея, его тащил на свет ещё один хмырь, толстомордый амбал с руками-кувалдами, ростом выше даже здоровяка Вадьки. Прижав к шее своей добычи ярко сверкнувшее лезвие, он торжествующе объявил:
— Я ж сказал, с ней ещё кто-то был! Нашла дебилов, ага! Пытался сзади подлезть, щегол!
Матвей было зло дёрнулся в его руках, но нож сильнее вжался в бледную кожу, оставив на ней тёмно-алую полосу. Я мимолётно встретилась с ним взглядом — уверена, в моём читалась сплошная паника, в то время как он что-то шептал одними губами… И знакомая чернота медленно затопляла его радужку.
Понятия не имела, что он делал. Но у самой внутри больно рвалось от вида крови — и его, и слабо мычащего Женьки. И пока Матвея вели ближе, я резко оглянулась на всё громче, натужней пыхтящего Вадика.
Кажется, остался только план «Б». Дерьмо. Убийцей становиться не хотелось до немеющих коленей. Это уже чересчур.
— Ну что, овечка, не сканало нас обдурить, да? — тем временем открыто насмехался кавказец, делая широкий шаг мне навстречу. — Бабки сюда. Без фокусов.
— Мне очень жаль, — шепнула я, смотря на это хищно скалящееся лицо. Понимая, что другого выхода уже нет. Только жертва.
«Решайся, решайся» — стучало где-то в затылке понимание, какой кошмар собиралась сотворить. И что дорога сюда, в точку невозврата, началась задолго до неудачной брачной ночи…
— Чего тебе жаль, дура?
— Вадим, жрать! — крикнула я во всё горло, и заветное для зомбака слово звонким эхом разнеслось по цеху.
Ему в ответ раздалось утробное, голодное рычание. Трансформация из грубого увальня в машину для перемалывания мяса была до дрожи знакома. Вадим сверкнул клыками и ринулся вперёд, протянув к кавказцу жадные до добычи руки.
— Э-э… Чегой-то… Да твою ж мать! — в ужасе завопил он от этого зрелища и только успел отскочить с пути голодного зомби, как тот с победным «Ы-ы-ы!» наклонился и выцепил из-под ближайшей балки жалобно пискнувшую жирную крысу.
Под общими шокированными взглядами Вадюша с довольным хрустом откусил крысе голову и принялся жевать свежее мясо, пока кровь текла у него по подбородку.
— Едрить…, — добавив ещё парочку непечатных слов, бандюган, державший Женьку, выронил нож и попятился назад, интуитивно спасая шкуру.
Его коллеги оказались чуть более тормознутыми. Но их здорово подбодрило, когда Вадик проглотил последний кусок крысятины и оскалился во все тридцать два окровавленных клыка, с очевидным аппетитом глянув на кавказца.
— Ы-ы-ы…
Ждать, когда он продолжит обедать кем-то покрупней, никто не стал. Напрочь потерявшие браваду ублюдки бросились врассыпную, побросав ножи и оглашая цех отборными матами. Я едва сдержала желание дать-таки Вадику новую команду и позволить закусить одним из них — на самом деле, странно уже то, что он сразу не выбрал жертвой кавказца.
— Вадим, тихо. Всё хорошо. Послушный мальчик, — выдохнул освободившийся от хватки амбала Матвей, не мигая смотря на своего слугу. Зрачки у него всё ещё были неестественно большими, так что догадка пришла сама:
— Так это ты его направил на крысу? А я уж думала, сейчас будет невкусная сцена из «Ходячих мертвецов».
— Нам обглоданных трупов не хватало для полного счастья, — фыркнул Матвей и поднял с пола нож, который только что был у его горла. Подошёл к застывшему в полнейшем шоке Женьке и начал разрезать верёвку на его запястьях. — Лучше помоги своему братцу, а то он, кажется, в жизни не отомрёт.
И правда, в себя Женька не мог прийти долго. Пока мы вели его к машине, он то и дело вздрагивал и бурчал едва различимые ругательства себе под нос. Я хотела было обработать его раны на лице, даже достала из бардачка аптечку, но быстро поняла, что тут нужна помощь посерьёзнее. Рассечение на лбу точно придётся было зашивать, проверять глаз, делать рентген ноги и рёбер.
— Он съел, реально сожрал живую крысу, — наконец-то хоть что-то пролепетал Женька, когда я усадила его на переднее пассажирское сиденье.
— Да ладно, до тебя только сейчас дошло, с кем я живу? — хмыкнула я и не удержалась от клокочущих в горле эмоций, срывающимся голосом добавив: — Дейл, ты когда уже башкой начнёшь думать, а? Да нам тупо повезло, что эти уроды обосрались и сбежали, а если бы нет? Что, надо было дать Вадьке их сожрать? Только он, блин, и тобой мог бы закусить! Понимаешь ты или нет, балбес, какое всё это…
— Дерьмо, — прошептал Женька и откинул голову, тут же прошипев от боли. — Прости. Прости, Чип. Я ведь… не понимал до конца. Знаешь, ну его нахрен, вали-ка от этого потустороннего говна как можно дальше. У меня всего одна сестра.
Я всхлипнула и осторожно обняла его за плечи. Пусть мой пустоголовый братец не умел считать деньги и не отличался деловой хваткой, но он меня действительно любил.
Не став рисковать остатками его здоровья, я уговорила Женьку обратиться в больницу. На обратной дороге в город мы завезли его в ближайший травмпункт, где пришлось соврать о нападении в тёмном переулке. Матвей же повёз Вадима обратно в «Маленькую Италию», оставив меня разбираться с братом. Короткого осмотра хватило, чтобы сразу определить Женьку в стационар на ближайшие дни — нашлось и сотрясение мозга, и переломы двух рёбер, и вывих лодыжки. Благо, хоть не ослеп. До самого вечера я проторчала с ним в палате, и домой пришлось ехать затемно на такси.