Секунду сомневаясь, я тихо подошла к столу у кожаного зеленого дивана и стала вытаскивать контейнеры. Они были пластиковыми с красивым логотипом ресторана. Расставила все, как делаю обычно на работе. Даже вытащила приборы и не какие-то там пластиковые, а обычные из нержавейки, которые мы после завтрака натирали собственноручно. Зря, что ли, пять штук за обед выложили.
Что делать дальше? В руках остался только пустой пакет.
– Я сказал тебе это сделать. Вот и делай. Все.
Мужчина сбросил вызов и, поставив руки на широкий подоконник, склонил голову шумно выдыхая.
Я невольно перевела глаза за окно и увидела необычайно красивый вид. Этот офис из двух «близнецов» выходил на парк с высоченными деревьями, которые было видно даже с шестого этажа, где я сейчас и стояла.
– Вау… – вырвалось у меня, и стоящий до этого спокойно хозяин кабинета ожил, резко повернувшись ко мне.
– Люда… Ты кто? – видно, решив, что тут его секретарь назвал ее по имени, но здесь оказался сюрприз в виде меня.
– Я еда… еду… Вот, – от его грозного тона я немного потерялась в который раз за последние полчаса. Быстро опустила глаза, потому что зрительный контакт не мое. Только сыну я могу вот так смотреть в его прекрасные глазки и не отводить свои.
– Ты еда? Или привезла еду?
– Привезла.
– Где Люда?
– Я… Я не знаю. Там никого не было, а вы закричали: «Где мой обед?» и я решила, что стоит войти, потому что думала, что вы… – я бы ему рассказала обо всем, что было с момента моего приезда, потому что на нервах тараторила всегда быстро и часто не по делу, но он меня остановил гневным: «Молчать».
– Ты не имела права подслушивать мой разговор и тем более входить в кабинет. Чаевые ждешь?
Его тон, взгляд, который я заметила, когда метала своим по кабинету, они были злыми и тяжелыми.
– Я не подслушивала, честно… – отчего-то мои губы тряслись.
Я не та, что мастерит словом или делом. Я не умею за себя постоять. Тихая и спокойная. Появление сына многое изменило, и теперь мне приходится биться за двоих, но я все та же. Характер закаляю, но часто это не помогает. Как сейчас.
– Я вопрос задал – чаевые ждешь?
– Да… – ответила со стыдом заливающем и лицо, и мое нутро, хотя надеялась скорее сбежать, наплевав на деньги.
– Можешь не рассчитывать на них. Ты должна была стоять там и ждать, когда придет моя помощница, а не вламываться в кабинет, куда тебя не звали.
– Но вы же… – хотела вставить хоть слово, но знала, что ничего членораздельного не произнесу, да он и не позволил.
Более того, он стал надвигаться, кажется, на меня и я ощутила себя маленькой пешкой, перед величественным ферзем, если не королем.
– С работой ты не справилась. А теперь я даю тебе три минуты убраться из моего кабинета и этого здания, пока я не позвонил в вашу забегаловку и не приказал тебя оттуда уволить. Уяснила?
Я закивала головой и словно ждала, когда меня еще под зад пнут. Но стояла на месте, рассматривая свои кроссовки.
– На меня смотри.
Вдруг строго сказал, и я с опаской подняла голову.
Мужчина долго всматривался в меня. Не сталкиваясь с ним взглядом, уставившись на его нос, я знала, что именно привлекло его внимание – глаза, которые казались в ярком свете очень светлыми, а зрачок точкой черной виднелся в его центре. В тусклом освещении они почему-то становились ярко-голубыми.
Но как говорит моя мама, что это жутко и часто просит не смотреть на нее в упор.
– Свободна, – рявкнул очень резко, что я дернулась, едва устояв на ногах, а после унеслась прочь.
Остановилась только далеко от чертового бизнес-центра и выдохнула, ощутив на своих щеках совершенно дурацкие слезы.
Всю дорогу домой, закончив с проклятиями на этого сноба в костюме, вспоминала о том, что хотела купить, потому что список потерялся где-то. Может, и выронила его, когда сумка упала еще в том офисе.
Вышла на своей остановке и, заглянув в супермаркет, оставила там целых три тысячи. Не люблю утренние смены. Чаевых мало. То ли дело вечерние, когда люди сытно ужинают, заказывая дорогие деликатесы и напитки.
Стоило войти в квартиру, как я услышала, плач сына.
Поспешила к нему едва сняв обувь и увидела маму, не обращающую на него внимания, сидящую в кресле, а малыша, разрывающегося в кроватке.
– Мама… – мокрыми от слез глазами посмотрела на нее и подошла к Гордею.
– Явилась. Наконец-то, – она встрепенулась и встав заходила вокруг. – Приучила к рукам, вот и таскай, а я не буду.