— Ваш супруг не пришел?
— Задайте этот вопрос вашим сотрудникам: они все успели его рассмотреть, как слона в зоопарке.
— Сожалею, что вам пришлось ждать, у меня были неотложные дела.
— У него тоже.
— Вам известно, сколь серьезные подозрения падают на вашего сына?
— Это не подозрения. Он сам во всем сознался.
— Думаю, вы понимаете, что наказание неизбежно.
— Конечно. Где мой сын?
— На уроке французского.
— Вы не станете возражать, если мы пригласим сюда Дидье и его преподавательницу?
— Я как раз хотела это предложить.
Воспитательница на шпильках пришла за нами, когда мы переписывали сочинение. Отстав на две ступеньки от мадемуазель N., я шел по лестнице, как на казнь, не хватало только барабанной дроби.
— Кто бы мог подумать! — накинулась на меня директриса. — У вас такие оценки, у вас — театральный кружок, вы — член административного совета, наконец… Как вам только такое в голову взбрело, Ковеларт?
Я стал объяснять, мол, была чудесная погода, мне захотелось пошалить, и все прошло на удивление гладко.
— Да, меня, кстати, удивило, — вступила в разговор мама, — что у вас в лицее так легко сорвать урок.
— Давайте не будем обсуждать моих сотрудников, мадам. Сейчас речь о том, кто звонил от имени мадемуазель N.
— Вы не проверяете подобные звонки?
— Видимо, сын у вас не только двуличен, он — еще и талантливый фальсификатор.
— Вы хотите сказать имитатор.
— Я сказала именно то, что хотела.
— Будь по-вашему, госпожа начальница.
— Директриса, с вашего позволения.
— Как вам угодно. Меня только одно смущает: когда вам сообщают, что у вас заболел сотрудник, вы верите на слово.
— Преподаватели имеют право отсутствовать несколько дней без бюллетеня.
— Рада за них.
— Боже мой, Дидье, ну что плохого я тебе сделала? — вдруг завопила мадемуазель N.
— Да ничего. Эта чистая случайность.
— Я тебе не верю! Кто за тобой стоит?
— Никто. Я пошутил, вот и все.
— Быть того не может! Только не ты. Нет, это дело политическое. Кто тебя науськал? Ты скажи, я пойму. Я многим мешаю, мне не впервой сталкиваться с подобными провокациями.
— Послушайте, мой сын уже не раз повторял, вы — жертва неудачной шутки, но не мишень. Он пошутил, и только.
— Тогда его нужно показать психоаналитику! — У мадемуазель N. сдали нервы.
— Мне странно, что шутку подростка вы возводите в ранг политической провокации, — спокойно сказала мама.
— Да, если речь идет о вашем сыне! — вмешалась директриса. — Такой серьезный и сознательный. Мы возлагали на него большие надежды…
— По-моему, вы слишком серьезно относитесь к таким ученикам, мадам. Что до меня, я радуюсь, если мой сын хоть изредка ведет себя, как ребенок.
Гарпии разинули рты и переглянулись. Наступила долгая пауза. Я так гордился своим адвокатом. Мама не подражала тебе и не выступала от твоего имени, но разработала собственный план: осуждая сам поступок, она тем не менее отвергала вероятность умысла и защищала мое право веселиться. Жаль, что этот поединок никто не заснял на пленку. Думаю, ты получил бы огромное удовольствие и не раз пересматривал и перекраивал ее у себя в видеомонтажной.
— Тем не менее, я вынуждена на неделю отстранить вашего сына от занятий.
— Это вполне справедливо, — согласилась мама. — И гораздо разумней, чем отправлять его к психоаналитику.
— Наверное, вы правы, — вздохнула директриса. — Возможно, мы действительно переоцениваем наших отличников.
Она встала, пожала маме руку. Я принес мадемуазель N. официальные извинения за непреднамеренный моральный ущерб. Она нехотя приняла их, явно жалея, что это был всего лишь розыгрыш, а ее лучший ученик оказался просто озорником, а не экстремистом.
Потом мы поднимались с ней по лестнице бок о бок, а преподаватели и ученики удивленно оборачивалась при виде ее удрученного и моего сияющего лица. Мадемуазель N., надо отдать ей должное, не пыталась отомстить мне за пережитую обиду и разочарование. Несколько месяцев спустя она поздравит меня с блестящей сдачей экзамена по французскому и снова проявит великодушие, объявив во всеуслышание, что такой выпускник — большая честь для нее, и тем самым докажет, что и у нее есть чувство юмора.
Вечером, после битвы в директорском кабинете, ты открыл шампанское, чтобы отпраздновать мое временное исключение. Выслушав мой подробнейший рассказ о мамином триумфе, ты испытал гордость за жену, хоть и слегка растерялся, ведь на сей раз я восхищался не тобой. Так или иначе, в тот день мама при мне подтвердила свою профпригодность, показав себя адвокатом экстракласса. А ты по такому случаю взялся приготовить ужин вместо нее.