— Откройте, я знаю, что она у вас! — крикнул я, в третий раз давя на кнопку.
— Хулиган! Сколько можно орать?!
— Я сейчас полицию вызову!
— Ночь во дворе, имейте совесть! — заговорили за соседними дверями возмущенные соседи.
— Нет ее! И не приходи сюда больше! — добавила баба Люба, не открывая дверь.
А мне почему-то показалось, что рядом с ней раздался тихий девичий плач.
— Катя! Это ведь ты? — не терял я надежды до нее докричаться. — Это она тебе запрещает со мной говорить, да? Хочешь, я сам в полицию позвоню, что тебя насильно удерживают?
— Да когда это прекратится?! — начал греметь ключами какой-то мужик из соседней квартиры. — Ща как выйду, мало не покажется! Мотай отсюда, пока цел!
Так и не дождавшись ответа от Кати, я вынужден был ретироваться подобру-поздорову. Ведь если ее здесь нет, мне действительно придется объясняться с сотрудниками полиции. Да и неадекватный мужик из соседней квартиры не вызывал доверия. Не хватало еще с ним подраться! Тогда поход в полицию мне точно обеспечен!
Еще минут сорок я ездил по ближайшим улицам, заезжая во дворы и внимательно осматривая все скамейки, памятуя о нашей первой встрече. Вот бы найти ее и, как тогда, спросить: «Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?» А она бы снова ответила: «Тепло, батюшка! Тепло, родимый!» Мы ведь эту сказку как-то пересмотрели с ней в один из вечеров. И пусть Морозко из этой сказки и не тянул на роль безупречного деда-волшебника, но ведь и я сейчас колесил дворы не для того, чтобы вернуть ушедшую из дома сестру. Вернее, вернуть, но не сестру, а… девушку, к которой прикипел сердцем и душой!
Глава 26. Слава
Прошло три дня. Новогодние выходные закончились. В университете вновь закипела жизнь. Началась сессия. Коридоры альма-матер бурлили от голосов студентов, пришедших на консультацию или на экзамен. Днем я вливался в этот поток, общался с друзьями, задавал вопросы преподавателям, шутливо отбивался от девчонок, посягающих на мою свободу, то есть вел себя как обычно.
А вот вечерами, как зачарованный, бродил по двору Кати, надеясь, что она однажды выйдет на улицу, где я ее и подловлю. Ну не верил я, что она не у бабы Любы! Я же знаю, что здесь ей просто некуда больше пойти! Не могла же она исчезнуть из города, в конце концов, ведь, насколько мне известно, и за его пределами у нее нет никого из родных. Да и то, что мне послышалось в тот вечер, когда я бросился за ней к бабе Любе, придавало мне уверенности, что Катя все-таки у нее! Но почему она не захотела со мной говорить? Я же не имею никакого отношения к решению отца провести экспертизу ДНК!
На четвертый день у меня было окно от экзаменов и консультаций, и я решил съездить в ее колледж. Хорошо, что мне хватило в свое время ума расспросить ее, где она учится!
Приехал с утра и припарковался недалеко от входа. Если она придет — я обязательно ее увижу! Но просидел два часа, а ее всё не было. Решил зайти узнать, когда именно у нее экзамены. В деканате сперва очень удивились моему интересу, но потом все же сообщили, что Миронова автоматом получила пятерки по трем из четырех экзаменов, и придет уже только в конце января на акушерство и гинекологию.
— Очень старательная и способная девочка! — не смогла сдержаться от похвалы декан ее факультета, молодящаяся старушка лет шестидесяти, Касаткина М.И., как гласила табличка на двери. — Не зря мы ее взяли на льготных условиях! Вы же знаете, что она сирота? — спросила она у меня, понизив голос.
— Знаю, — ответил я.
Почему-то стало обидно, что любой интересующийся человек так легко может получить информацию о статусе моей Катюши.
— Но она очень, очень способная! — повторила женщина. — Только страшно худющая, словно ее дома не кормят. После девятого класса редко кто отличается таким рвением и любовью к нашей профессии, как у Кати. У нее ведь мать скончалась от рака мозга. Вот она и хочет внести от себя посильную лепту в исцеление больных. Думаю, после колледжа она пойдет работать в онкологию.
— А я уверен, что в педиатрию, — не согласился я с этой болтливой теткой. — Она любит возиться с детьми.
— Ну, я бы не была столь категорична, — задумчиво пожевала она ярко накрашенными тонкими губами. — Ведь еще почти полгода до диплома! Но… все может быть. Я ведь своим студентам только добра желаю! А уж Кате — особенно! Очень, очень способная девочка!
Я выскочил из деканата, чувствуя себя так, словно побывал на приеме у очень неприятного и безграмотного хирурга, который не только не помог мне, но и раскурочил незажившие раны. Если эта женщина так легко раскрывает личную информацию о своей лучшей студентке первому встречному, то не трудно представить, какая атмосфера царит в этом учебном заведении. Просто чудо, что Катя не разочаровалась в будущей профессии из-за таких «доброжелателей», как эта Касаткина М.И.!
Поход в колледж тоже не увенчался успехом. Но я хотя бы узнал, что ее можно будет перехватить на экзамене по акушерству. Правда, до экзамена было еще более десяти дней. Значит, дежурство во дворе нужно продолжать…
Я не знал, что я скажу Кате, когда увижу. Казалось, что слова найдутся сами. Главное — увидеть, взять за руку, посмотреть в глаза. Все остальное приложится.
Первым, кто заметил мою растерянность и беспокойство, был Паша.
— Что с тобой стряслось, братан? — положил он руку мне на плечо, когда на следующее утро мы стояли в ожидании своей очереди на экзамен. — Можно подумать, что у тебя в семье кто-то умер! Ты что, к экзамену не готов? Все свободное время сестренке посвящаешь?
— Ты же знаешь, что в архитектурной инженерии я собаку съел, — ответил я ему.
— А что тогда кислый такой? — продолжил он допрос.
— Да так, есть одна проблема… Но здесь не время и не место об этом говорить.
— Значит, после экзамена найдем место и время! — воскликнул друг. — Сходим в кафе?
— Ладно, посмотрим, — отмахнулся я.
Честно говоря, я не знал, как сообщить ему о том, что он оказался прав в своем подозрении. Ведь он первым меня предостерег, что Катя может оказаться вовсе и не сестрой мне…
— Ты смотри, как все вышло, а? — наконец отмер друг, когда я рассказал после экзамена за чашкой кофе о ситуации с Катей. — То-то я никак дозвониться до нее не могу! Говоришь, и телефон оставила?
— Всё: и телефон, и одежду, и украшения, — ничего не взяла. Словно совсем захотела забыть про то, что мы существуем, — сокрушенно сказал я. — Почти неделя, как я не могу ее найти. Вернее, я уверен, что она сейчас живет со своей двоюродной бабкой. Но то ли та ее не выпускает на улицу, то ли Катя сама не хочет никуда выходить — но я ни разу не смог ее перехватить.
— Странно все это, — задумчиво повертел в руках ложку Паша. — Если Катя была уверена, что ее отец — Владислав Петрович, то почему она раньше его не искала?
— Да не была она ни в чем уверена, Паш, — ответил я. — Она просто слышала от бабки, что ее отец — бывший начальник ее матери. А не искала, наверное, по той же причине, что и ушла: ей ничего не нужно из материального, она только тепла семейного хотела, доброго к себе отношения. А как она могла быть уверена в том, что биологический отец примет ее, что сможет дать ей это тепло?
— Ну вы же дали, — начал было он, но смущенно закончил. — Вначале. Ты же сам рассказывал, как Виолетта Игоревна прикипела к ней.
— Да она и сейчас каждый день ждет ее возвращения, Паш, — вздохнул я. — Представляешь, даже на кухню редко заходит с тех пор, как Катя ушла. Приходится сухомяткой перебиваться. Отец вообще только ночевать приходит. Виноватым себя чувствует. Вроде бы и правду только выяснил, а получилось, словно самых близких предал… Мама, по крайней мере, так к этому относится.
Помолчали. Вдруг Паша встрепенулся и воскликнул:
— А ты дай мне адрес Кати, на меня-то она не обижена! Попробую хотя бы разузнать, что с ней, а потом тебе расскажу.
— Точно! И бабка ее тебя не знает пока. Меня-то она за порог не пустит уже. А кем ты назовешься?
— Скажу, что одногруппник Кати, за конспектами пришел. Ей-то пока они не нужны, раз автоматом сдала. Кстати, все хотел спросить: ты же говорил, что ей всего восемнадцать, а она уже четвертый курс заканчивает. Как такое возможно?