Михаил Юрьевич был дома. Он грустно сидел перед бокалом коньяка, чуть початая бутылка стояла на столе. Услышав, что я вернулся, мужчина жестом пригласил меня за стол. По пути захватил бокал для себя. Щедро плеснув темно-янтарной жидкости, присел рядом с другом отца и приготовился слушать. Ведь не зря же он дожидался моего возвращения?
— Сказали, что результаты будут готовы уже завтра, — сообщил он, и я понял, что ему не терпится установить свое отцовство, не зря же доплатил за срочность.
— Здорово, — сказал я, чтобы не молчать.
Пригубили коньяк. Я колебался, нужно ли говорить отцу Артема, чем занимается его сын в данную минуту. Скорее всего, Стрельцов поедет за ним в клуб и устроит там скандал. Но Артем отца не послушает, и в итоге Михаилу Юрьевичу будет еще больнее. Выходило, что говорить не стоило.
Через минуту раздумий Михаил Юрьевич как-то безысходно хохотнул и качнул головой. Я удивленно поднял на него взгляд. Мужчина скривил губы и произнес:
— Чудная штука — наша жизнь, Стас, не находишь?
— В смысле? — уточнил я.
— Вот растет твой ребенок, о котором ты ничего не знаешь, где-то на стороне, проходит через жизненные невзгоды и испытания, через тяготы и страдания, а ты ничем ему не помогаешь. А тот ребенок, которому ты отдаешь всю свою любовь, о котором заботишься, которого балуешь и выполняешь все его капризы и прихоти… вдруг оказывается абсолютно чужим. Чужим не в плане души, а в самом настоящем, прямом смысле этого слова! Чем не насмешка судьбы?
— Вы о чем, Михаил Юрьевич? — не понял я.
— Сегодня съездил домой, — начал рассказывать мужчина. — Думал, может, Сирена уже успокоилась, остыла, готова поговорить спокойно. Хотел уговорить ее не разводиться. Ведь у нас все-таки сын, пусть и взрослый, мы могли бы постараться потерпеть друг друга хотя бы ради него. Представляешь, что она мне на это ответила?
— Что не хочет терпеть даже ради него? — предположил я.
— Что нас ничего не связывает, — криво усмехнулся Стрельцов.
— Как это? — удивился я.
— Вот и я спросил то же самое. А она говорит: «От тебя бы я даже при большей глупости никого не родила!» Потому что она, видите ли, не хотела, чтобы ее дети были такими же мягкотелыми, как я.
— Может, это она просто от злости? — осторожно спросил я.
Как-то даже представить было трудно, что можно так вот в лоб сообщать мужу о своей неверности.
— Если бы, Стас, если бы… — вздохнул мужчина.
— То есть вы даже не сомневаетесь? — удивился я.
— Она сама мне предложила сделать ДНК-тест на отцовство. Вот я и отнес сразу все вместе в лабораторию. Завтра станет известен ответ…
Я не знал, как поддержать Михаила Юрьевича. Поэтому просто похлопал его по плечу и предложил лечь спать.
Однако самому уснуть не получилось. Слишком много поспал днем, да и подумать было о чем.
Если словам Жоры веры настоящей и не было, то Кристина смогла пошатнуть своими намеками мои надежды на то, что это был гнусный поклеп. Да и Катя сама как бы подтвердила… Получается, что она переспала с Жорой. Но почему? Что ее толкнуло на это? Желание отомстить за несбывшиеся надежды? Оттолкнуть меня от себя? Но ведь она же не знала, что я ее… люблю?
Я даже подскочил с постели, осознав, в чем именно только что признался самому себе. Я люблю Катю? Даже узнав, что она отдалась этому мерзавцу?
Глава 32. Стас
С утра отправился на экзамен. Голова гудела, словно ее засунули в большой котел и хорошенько шандарахнули по котлу лопатой. Вчерашние откровения все еще волновали мою душу и сердце. Стрельцов в нетерпении остался ждать назначенного часа в лаборатории. Сегодня многое выяснится. Дай бог, чтобы последствия были благоприятными!
Честно говоря, к экзамену подготовиться не получилось. Слишком много было треволнений. Однако генетические знания, видимо, помогли. Ни разу не открыв учебник и конспекты, смог сдать экзамен на пятерку. Правда, с натяжкой. Профессор Веретенников так и сказал: «Только из уважения к вашей династии». Я, наверное, был бы согласен и на четверку, но кто я такой, чтобы разубеждать профессора?
Короче, остался последний экзамен через три дня. А потом — каникулы. Последние. Потому что после летней сессии и диплома уже нужно устраиваться на работу. Конечно, у меня уже есть эта работа, нет проблемы с трудоустройством. Но последние каникулы я не собирался тратить на работу. Нужно успеть насладиться беззаботной порой студенчества.
Пашу встретил, уже собираясь ехать домой. Он приехал одним из последних на экзамен. Спешить было некуда, поэтому решил его дождаться.
По традиции, зашли в кафе. Паша был хмур. Почему-то подумал, что дело в Кате. Может быть, ему тоже поспешили сообщить, что она променяла его на сибирского пижона?
— Не расстраивайся, братан, может быть, она просто не поняла, что натворила. А может, он ее опоил и заставил, — сказал я другу, чувствуя и свою вину, ведь это я их вместе свел с Катей.
— Да она на дух алкоголь не переносит, чтобы пить вместе с ним! — отмахнулся Паша. — Тем более, должна была бы подумать, сколько ей лет, прежде чем решаться на такое!
— Да в ее возрасте другие вообще об этом не думают, — захотелось защитить девчонку.
— Вот именно! — взорвался друг. — Как она собирается рожать? В ее годы?
— Почему сразу рожать-то? — не выдержал я тоже. — Ты что, знаешь, что она не предохранялась?
— Так она уже собралась, Стас, она сама мне об этом сказала! — схватился за голову парень.
— Но ведь она не может быть в этом уверена, — растерялся я. — Сколько прошло-то всего? Пара дней?
— Какие пара дней?! — вскочил с места Паша, чуть не опрокинув стул. — Третий месяц!
— Подожди! — я почувствовал, что у меня закружилась голова и я схватился руками за столешницу. — Как третий месяц?!
— Вот так вот! И она уперлась рогом и ни в какую не хочет избавляться от ребенка!
— Третий месяц… Но ведь тогда он не может быть отцом ее ребенка?
— Ну, а чей же он тогда? Конечно, его! Моя мама не какая-то гулящая женщина!
— Да при чем тут твоя мама! — отмахнулся я.
— Как это «при чем»? — возмутился Паша. — Это же она собралась рожать от этого алкоголика!
— Постой, от какого алкоголика? — я запутался окончательно.
— Да от отца, конечно! А ведь ей уже сорок два! И ты знаешь, какой он родитель! Как можно было не подумать об этом?!
Паша разорялся, возмущаясь своей матерью, которая вдруг надумала рожать в третий раз от безответственного мужа, увлекающегося выпивкой, а я наконец-то понял, что мы говорим о совершенно разных женщинах и невольно рассмеялся — сперва тихонько, а потом все громче и громче.
— Ты чего? — вылупился на меня друг. — Что тут смешного? Это же опасно — рожать после сорока!
— Прости, Паш, я не над ней, — не мог я остановиться. — Над собой!
Парень смотрел на меня пристально, видимо, начиная сомневаться в моей адекватности. Наконец, отсмеявшись, я выдохнул и постарался взять себя в руки. Нужно поддержать друга, успокоить его.
— Понимаешь, Паш, это дело твоей матери и твоего отца. Ты не имеешь права запрещать ей. Ведь наверняка они обсудили этот вопрос между собой. Может быть, этот ребенок поможет твоему отцу взяться за ум, укрепит их отношения. И тем более, делать аборт на таком большом сроке, мне кажется, тоже опасно. Подумай о тех, кто очень хочет иметь детей, но не может даже забеременеть. Или не может выносить ребенка. А ведь аборт — это то же самое убийство.
— Еще не факт, что у нее будет легкая беременность, — проворчал друг, понемногу успокаиваясь.
— Пусть будет так, как будет. Главное — не обижай ее, лучше поддержи. Это же чудо — скоро у тебя появится еще один братик или сестренка! Ты же любишь Мишку, неужели и его не будешь любить?
— Буду, конечно, куда я денусь! — улыбнулся Паша.
Немного помолчали, каждый о своем. Но вдруг Паша встрепенулся и спросил:
— Подожди, если ты говорил не о моей маме, то о ком тогда?