— Капитан, капитан улыбнитесь, ведь улыбка это флаг корабля...— тонус у Михалыча по мере улучшения самочувствия стал повышаться. — Ну-с, приступим...
Завлаб начал щелкать тумблерами выключателей многочисленных пускателей и автоматов установки. Один за другим загорались индикаторы, на мониторе компьютера возник график возрастания рабочей нагрузки. Турбина оживала, слегка завибрировал пол лаборатории...
Викторин шел мимо кирпичных стен цеха. В голове уже появились мысли о текущих делах, прикидки, что сделать и когда. Он шёл, иногда посматривая наверх. Приходилось быть осторожным, ибо вороны облюбовали верхние ветви деревьев, что росли по краю аллеи. Результат их проживания можно было разглядеть на дороге. Имелся и у Виктора печальный опыт попадания под 'кассетную воронью бомбу', потом отмывал пиджак полдня. Радовало, что не было видно сегодня стаи бродячих собак, обычно тусующихся у проходной. В последнее время они размножились и стаями по пять-шесть голов бродили по территории, иногда атакуя проходящих мимо работников. 'Наверное, к приезду второго 'гаранта' собак истребили', — решил Викторин.
— Капитан, капитан, улыбнитесь... — Михалыч сидел за монитором и одним пальцем правой руки нажимал на клавиши, в другой руке дымилась сигарета. жить было, в общем и целом хорошо. Предварительная работа была выполнена, осталось только дождаться выравнивания параметров пуска и запустить турбину. Настроение теперь было рабочее.
Дверь лаборатории распахнулась, и в проеме двери сначала образовался зеленый шар живота, упакованного в халат, потом и сам его хозяин, Носовский Борис Моисеевич. Пройти в дверной проем лаборатории он мог только боком, ибо при весьма среднем росте имел вес под полтораста килограмм. Носовский по своей привычке все время перекусывать чем — нибудь вкусненьким, опять ел. В одной руке он держал пирожок с капустой и яйцом, в другой — графики испытаний, близоруко держа их у кончика носа. Правая нога Бориса Моисеевича уверенно и безжалостно наступила на кончик хвоста не ожидавшей такого коварства Муськи. Взрыв светошумовой гранаты произвел бы меньший разрушительный эффект, чем взбешенная крыса. Она прыгнула на огромный живот Носовского и безжалостно вонзила зубы в податливую, беззащитную плоть.
— Твою оперу!!!
Перед лицом оторопевшего Михалыча мелькнула серая тень. В лаборатории творился хаос: визг Муськи, крики жертвы... Вопль начальника отдела мог поспорить с воем сирены воздушной тревоги. И тут случилось самое неприятное. Борис Моисеевич завалился со всего маху на стол, всем лицом впечатавшись в клавиатуру.
Стенды озарилась синим свечением. Вой турбины сотряс стены, моментально заложило уши. Муська в ужасе улизнула под шкаф, Михалыч выронил сигарету. И по закону подлости — прямо за шиворот несчастной жертве мстительного грызуна. В этот трагический момент турбина взвыла как-то по особенному, обиженно-громко.
Викторин внезапно остановился, увидев странную радугу над цехом...
'Ну, теперь буду счастливым',— усмехнувшись, подумал Викторин.
Сине-зеленая молния ударила из турбины. Зеленый свет вспыхнул перед его глазами, и тьма поглотила сознание.
III. Initium (Начало, лат.)
'Серебристая тень' набирала скорость, уверенно наматывая километры Минского шоссе. Руки привычно держали руль. Он любил скорость. Запах салона, тепло и уют машины создавали беззаботно-приятное настроение. И только чувство все нарастающей скорости волновало кровь, адреналин возбуждал, как женщина. '...Все пройдет, как с белых яблонь дым, увяданья золотом охваченный, я не буду больше молодым... нет, еще есть порох в пороховницах — пока еще руки крепко держат руль'. Он придавил педаль газа и увел машину влево. На скорости обошел впереди идущую машину сопровождения. В окнах салона успел заметить обеспокоенные лица охраны.
'Нет, ребятки, 'старая гвардия' еще поучит вас молодых, как надо рулить. — Он был доволен и даже, пожалуй, счастлив. — И никто не надоедает всякими делами, не пристают, не дергают с всякими вопросами. Ему уже давно все надоело. Он бесконечно устал. Но даже дома нет покоя... Доченька. Как он радовался ее рождению, — сердце кольнуло, старческая слеза застила правый глаз. Теперь, когда ее видел при встрече, он понимал — дочь приехала не просто так. Тоже, как и всем окружающим, ей от него что-то надо. — Мужики её эти надоели, не пойми что. И выпивать стала, куда Юра смотрит? И сын... тоже непутевый, пьет. И ведь добрый, хороший парень — столько надежд с ним связывал. Хотя конечно есть и моя вина, мало уделял им внимания. Вот и вырастил 'цветы жизни'. — Эх, ... — в огорчении он ударил рукой об руль. — А ведь всю свою жизнь все делал для партии, для народа, для страны, для победы. Надо же и здесь нет покоя, мысли эти проклятые лезут в голову!' Он увидел стремительно приближающийся поворот. Притормозив, повернул резко, как умел и любил, с визгом тормозов вправо. День заканчивался. Солнце уже приближалось к закату, отбрасывая длинные тени на землю. Наверно из-за этих теней он и не заметил МАЗ, огромной скалой вдруг возникший перед капотом машины. В последний момент охранник, сидящий справа, рывком рванул руль влево, уводя машину из-под фронтального столкновения. Страшный удар сотряс воздух. Лобовое стекло рассыпалось, под двигателем разрасталась лужа. Над капотом парило.