— Ну и что в ней такое происходит? Ну-ка, поясни...
-А то ты не знаешь. Генерального секретаря словно подменили..., заслуженные кадры шельмуют. Республиканские партии разгоняют... Новый тридцать седьмой готовят?
— Охренел? — уже не сдержался бывший министр иностранных дел, непроизвольно оглядываясь, и снова посмотрел на замдиректора. Да так, что тот испугался уже по-настоящему.
— Да ты чего, Андрей Александрович... — заканючил Панкратьев -. Я же преданный делу партии человек.... Понимаю, как дела делаются.. Но и ты пойми — нельзя так с партией. Полный отказ от ленинской политики партийного строительства, дискриминация национальностей. Так и до отмены союзных республик дойдет. Волюнтаризм. Кончится, как у Хрущева. Или ты так не думаешь?
— А еще кто так думает? — надавил на собеседника Громыко.
— Многие, -попытался уклониться Родионов, но не выдержав взгляда 'мистера Нет', ответил. — Например, Титаренко с Украины, Багиров и Везиров из Азербайджана, Демирчан, Арутюнян...
— Понятно, — неожиданно оскалился в подобии улыбки Громыко. — Сколачиваете оппозицию?
— Какая оппозиция, Андрей Александрович, вы что..., — совсем перепугался Родионов.
— Ладно, ладно, не тушуйся, — подбодрил его Громыко. — Не вы одни волюнтаризм увидели. Значит так ... — и он начал инструктировать своего будущего союзника, как и когда собрать сторонников. Одновременно думая:
'Соратники, вашу мать так... Плечом к плечу... Противно, но придется терпеть эту мразь... пока. Но погодите, сволочи. Вот возьмем власть, я вам все прегрешения припомню'.
XXVI. Синее море, только море за кормой.
Приписанное к Северному Морскому Пароходству, судно носило гордое имя 'Туман'. Для тех, кто не слишком интересовался историей, это название ничего не говорило. А моряки, особенно с Севера, уважительно кивали, читая название и порт приписки — Архангельск. Про подвиг бывшего рыболовного траулера, переоборудованного в сторожевой корабль и отважно сражавшегося сразу с тремя немецко-фашистскими эсминцами, помнили многие. Хотя иногда и удивлялись, что сухогрузный пароход с таким названием и такой припиской почему-то используется как банальный трамп в столь отдаленном от своего порта районе, как Индийский и Тихий Океан. Но удивлялись не сильно, мало ли какие соображения у начальства, возможно получаемая за такие рейсы инвалюта, которой так не хватает СССР, вполне окупает столь экзотические рейсы. Время от времени, надо признать, в некоторых газетах региона, преимущественно почему-то тех, что обычно относят к 'желтой прессе', появлялись статьи о том, что этот советский пароход не зря коптит небо в столь отдаленных от своего порта приписки водах. Всякому же информированному человеку ясно, что занимается его экипаж, состоящий из агентов Кей-Джи-Би — разведкой и распространением коммунистической пропаганды, а не перевозкой грузов. Впрочем, в истинность этих статей не верили даже авторы. А 'серьезные люди' из государственных контор — тем более. Особенно учитывая отсутствие у них привычки не только проверять сведения из таких источников, но и читать 'желтые' газетки.
Но в данном случае, похоже, правы были именно журналисты. Было, было нечто загадочное на этом судне. Начиная с четверки молодых людей, состоявших в экипаже сверх обычной численности, несколько необычных отношений капитана и помполита и заканчивая не совсем обычной каптеркой, расположенной рядом с основными танками горючего. Были на этом кораблике секреты, были. Но оберегаемые столь тщательно, что ни одна посторонняя пара глаз их пока не засекла. Так что внешне все оставалось вполне обыденно — торговый пароходик, перевозящий по морю грузы.
Вот и сейчас 'Туман' шел по Персидскому заливу с грузом, загруженным в Индии. Грузом, который с нетерпением ждали в воюющем Ираке. А может и не очень ждали, потому что пароход шел не самым быстрым экономичным ходом. А потом вообще задрейфовал, сообщив в пароходство о неисправности в силовой установке и вывесив соответствующие сигнальные флаги.
Пока в машинном отделении механики, вспоминая различные сочные, пусть и совсем неприличные выражения, разбирали что-то в механизмах, в небольшом, но уютном помещении 'второй каптерки' собралась вся четверка молодых, помполит и корабельный врач. Быстренько осмотрев четверку, как стало заметно после того, как они разделись — крепких, явно тренированных молодцов, доктор повернулся к начальнику — Допускаю, — ставя подпись в протянутом ему 'помполитом' журнале, произнес он.