Выбрать главу

До сих пор помню то ощущение, отсвет запретного цвета на собственном лице, страстный взгляд, обращенный к прохожим: ну как? Я говорил уже – Невский тогда был Бродвеем, тропой стиляг, людей отважных. Но на лицах их наше появление никак не отразилось. Они нас не взяли к себе. Даже им, смелым новаторам, наши цвета не подошли, не вызвали сочувствия – и у них имелся свой строгий «кодекс цветов». И уже не в первый раз я ощутил тоску, неприкаянность любого творчества… снова не то!

Наверное, мои ровесники помнят мутные зеркала витрины на углу Невского и Литейного. Все наше поколение, сочиняя себя, смотрелось в них. Смотрел и я: тусклое отражение, жалкий, почти невидимый шарфик – и тьма, пустота вокруг. Дальше я шел уже на дрожащих ногах: все пропало. В очередной раз провалилось. Ты – никто. Тебя нет и не будет. Бойкие друзья, храбрившиеся на подходе к Невскому, по одному отстали, и я, отчаявшись, шел один. Особенно остро неприкаянность чувствовалась на Аничковом мосту, под знаменитыми бронзовыми конями, укрощаемыми человеком. Здесь одиночество мое становилось уже окончательным и бесспорным. Резкий ветер с Фонтанки вышибал слезы.

Как же потрясен я был, когда примерно через десять лет я прочел стихотворение Бунина, написанное как раз про это состояние – и про это место.

…Чернели грубо баржи на канале,И на мосту, с дыбящего коняИ с бронзового юноши нагого,Повисшего у диких конских ног.Дымились клочья праха снегового…Я молод был, безвестен, одинокВ чужом мне мире, сложном и огромном.Всю жизнь свою я позабыть не могОб этом вечере бездомном.

И я – не мог! Оказывается, гениальный Бунин, нобелевский лауреат, на том самом месте испытывал то же, что я! Близость с мыслями и переживаниями гениев так ощущается только на Невском проспекте, поэтому Невский – самый гениальный проспект. И они были такие же, как ты, так же страдали и терялись в трудных ситуациях, и так же бывали счастливы, украдкой и недолго. Ты – с ними, они поддерживают тебя, не дают упасть духом: «Ничего! И с нами такое же бывало! Держись! Все образуется. Ведь мы же – устояли!»

А вот здесь – шаг назад с Аничкова моста, на углу Невского и Фонтанки, Достоевский, по его словам, пережил самый счастливый момент в жизни – выйдя от Белинского, который с восторгом отозвался о «Бедных людях». Вот на этом самом углу! Тут раньше стоял купеческий дом Лопатина, а теперь возвышается большой дом в типично советском стиле, единственный такой на Невском, с гигантскими скульптурами рабочего и работницы на фоне неба.

А чуть дальше, за Аничковым мостом, пережил свой самый счастливый миг жизни я – увидев, как, выйдя из Книжной лавки писателей, девушка вслух читает своему кавалеру мою первую книгу, и они смеются! Помню, мелькнула здравая мысль (что она здравая, с годами понимаю все отчетливей) – захотелось прыгнуть в Фонтанку и утонуть: ведь все равно уже большего счастья не испытаю! Так и есть.

А сама Книжная лавка писателей – что значила она! Именно из нее мы выносили в портфелях, радуясь и таясь, первые после долго перерыва тома Ахматовой, Цветаевой, Олеши, Бабеля, Белого, Мандельштама, Хармса. Долгий был перерыв – для нас книги эти появились впервые и именно здесь. Кем мы были бы без них, без той нужной радости в нужное время, которую подарила нам Лавка писателей? То был еще и клуб, равный какой-нибудь «Лавке Смирдина» – все писатели нашего времени собирались здесь. Отсюда мы и вышли.

История и мы

И невольно стали продолжателями великой истории, но уже на свой лад. А здесь есть что продолжать! На этом же скрещении Невского с Фонтанкой – пышный, пожалуй, даже слишком пышный дворец Белосельских-Белозерских. Это тоже памятник – но второй половины девятнадцатого века, когда государственная строгость классицизма перестала тешить вельмож, и они стали щеголять друг перед другом своими домами: тут-то возник архитектурный стиль эклектика, вобравший в себя все шикарное, что было во всех предыдущих архитектурных эпохах и смешавший все в невероятных сочетаниях. Одним из самых знаменитых тогда был архитектор Андрей Штакеншнейдер, построивший этот дворец.

Историки архитектуры считают, что со Штакеншнейдера начался упадок великой петербургской архитектуры, а может быть, и государственности. Впрочем, помпезный его стиль был весьма популярен и у наших вельмож. В советское время в этом здании был Куйбышевский райком партии. И поскольку все культурные учреждения находились в Центральном, тогда еще Куйбышевском районе, всех мастеров культуры таскали для воспитания сюда. Я этого времени, к счастью, не застал. Сейчас тут находится представительство президента. Штакеншнейдер, надо признать, угадал – вельможи всех времен безошибочно выбирают его стиль.