Она смотрела из окна на свою огромную клумбу роз, на душистые нарциссы, тюльпаны, которые ценила, потому что их было трудно выращивать и еще труднее скрещивать. Боже правый, что же ей теперь делать? Все казалось таким унылым, таким безнадежным…
Потом внезапно, как всегда бывает с острыми умами, маленькая, совершенно крохотная мысль начала появляться из глубочайших закоулков сознания. Она медленно росла, приобретала форму и в конце концов сделалась такой огромной, что даже цветы перед Кэролайн поблекли от ее ослепительного сияния.
Если она выйдет за него…
Кэролайн улыбнулась, отскочила от окна и взглянула на свои руки, задрожавшие от внезапного всплеска энергии. Что, если она выйдет за него? Ей не нужен муж, ну и пусть! Если она выйдет замуж за графа, то исполнит желание отца, а потом, спустя какое-то время, можно будет применить во благо все свои таланты и ум, найдя способ оставить супруга и заняться наукой. Уэймерт не станет за нее цепляться, ведь его тоже принуждают к браку с ней, да и жена из нее будет явно не образцовая. Она невзрачная, неуживчивая старая дева…
Но если граф умен (а Кэролайн молилась Господу, чтобы это было так), возможно, она сумеет заключить с ним сделку и они пойдут каждый своим путем, как поступали многие супружеские пары. Если брак аннулируют, скажем… месяца через четыре, она оставит мужа жить своей жизнью, сядет на корабль до Нью-Йорка и, свободная от тягостных, раздражающих обычаев общества, будет поступать, как ей хочется, вернее, как ей необходимо.
Это выход. И он падает прямо в руки.
Кэролайн буквально закружилась на месте, радуясь такому гениальному решению. Потом вдруг из кабинета снова послышались крики, шум борьбы, грохот упавшего стула, затем опять крики.
Кэролайн закатила глаза. Глупые мужчины.
— Кэролайн! — взревел несколько секунд спустя отец.
Она постаралась спрятать ликующую улыбку и спокойно ответила:
— Я здесь, отец.
Барон Сайзфорд энергичным шагом вошел в малую столовую. Он как будто удивился, что Кэролайн находилась по другую сторону холла, затем, когда окинул дочь взглядом, его глаза налились гневом.
— Ты хоть когда-нибудь бываешь чистой, девочка?
Кэролайн со вздохом отметила завернувшийся воротник и складки на обычно тщательно отутюженной белоснежной рубашке отца, его взъерошенные волосы, конвульсивное подергивание щеки, придававшее оригинальный вид его серо-бурым бакенбардам. Очевидно, они с графом обменялись не только словами.
Мужчины. Напыщенные глупцы.
Подняв бутон розы, чтобы отцу было лучше его видно, Кэролайн беспечно ответила:
— Я скрещивала африканские лилии и подрезала розы…
— Да-да, — нетерпеливо перебил он. — Граф Уэймерт…
Вдруг барон как будто растерялся. Глубоко вздохнув, то ли от волнения, то ли чтобы выиграть время, он закончил предложение, добавив просто:
— Граф хочет с тобой переговорить.
Кэролайн уперла руки в боки и сердито взглянула на отца.
— Ты хочешь, чтобы я вышла за него замуж, не так ли?
Барона явно ошеломила проницательность дочери, но он ответил только взглядом, в котором та прочла глубокое чувство вины, смешанное со сдерживаемой яростью.
— Почему, отец? — тихо спросила Кэролайн.
Сайзфорд попытался успокоиться, но, сказать по правде, не сумел. Он стоял прямо, как изваяние, заложив руки за спину.
— Тебе нужен кто-то, кто заботился бы о тебе, ведь я не вечно буду рядом; и тебе нужен муж, чтобы родить детей…
— Я не очень-то хочу детей. Ты знаешь, — свирепо перебила Кэролайн.
Барон не обратил внимания на эту вспышку.
— Лорд Уэймерт сильный, порядочный мужчина, готовый отдать жизнь за короля и страну…
— Не сомневаюсь, что граф замечательный и благородный подданный…
— И он, безусловно, обеспечит тебя. Но, что самое важное, — отец еще раз глубоко вдохнул и с шумом выдохнул, — я не позволю тебе идти против моих желаний, Кэролайн.
После нескольких секунд напряженного молчания Кэролайн прошептала:
— Я не пойду против твоих желаний.
— Или ты выйдешь за него, или…
— Я выйду за него.
Барон уставился на дочь в явном недоумении, потом его глаза подозрительно сузились.
— Если ты надеешься подорвать…
— Я согласна на этот брак, отец.
Впервые в жизни у Чарльза Грейсона был такой вид, будто он вот-вот упадет в обморок. Его лицо побледнело, а широкий лоб мгновенно покрылся потом.
— Я хочу, чтобы ты знала, Кэролайн, — прохрипел он, вытирая щеку манжетой, — что я делаю это ради твоего будущего. Я просто хочу тебе счастья.
Кэролайн медленно двинулась к нему. Она никогда еще не видела отца таким… растерянным, и это немного пугало ее.
— Почему ты хочешь этого союза, отец? — медленно спросила она. — Он что-то тебе принесет?
Барон насторожился.
— Это ради твоего блага. — Повернувшись к двери и в последний раз оглянувшись на дочь, он пробормотал: — Граф ждет тебя в моем кабинете. Не разочаруй меня, Кэролайн.
Не успела та найтись с ответом, как барон уже вышел из холла и пропал из виду.
Кэролайн могла справиться с его угрозами, холодностью, гневом, но она бы не перенесла, если бы отравила его дни еще большим разочарованием, чем уже доставила. Сдерживая слезы, она посмотрела на розу в руке — единственный проблеск радости в ее горькой жизни. Это было Божье творение. Это маленькое, хрупкое чудо ее усилиями могло стать олицетворением красоты. Кэролайн утешало сознание, что ей достался такой чудесный дар, и она не могла позволить чему-либо или кому-либо отнять его у нее. Никогда.
Полная решимости, Кэролайн повернулась, дерзко подняла подбородок и пересекла холл. Будущий муж хотел поговорить с ней наедине, и это ее вполне устраивало. Кэролайн гордилась своим независимым характером и знала, что в крайнем случае справиться с графом ей поможет незаурядный интеллект. С этой мыслью она взялась за ручку двери и энергичным шагом вошла в кабинет отца.
К удивлению Кэролайн, граф стоял у окна и смотрел на улицу, вместо того чтобы в ожидании поглядывать на дверь. Хотя ее появление не осталось для него незамеченным, он не повернулся, оставшись стоять к ней спиной, широко расставив ноги, положив руки на бедра и с напускным интересом созерцая зеленый луг.
Кэролайн ждала, что граф заговорит первым, понимая, что он, вероятно, пытается придумать, как бы помягче предложить ей, незнакомой женщине, руку и сердце. И вдруг ее нарастающее раздражение оборвал вопрос, заданный холодным, равнодушным баритоном:
— Полагаю, вы девственница?
Кэролайн настолько застали врасплох эти бесстыдные, грубые слова, что она впервые за всю свою сознательную жизнь не нашлась, что ответить. Залившись краской, девушка пролепетала:
— Прошу прощения?
— Вы меня слышали, — невозмутимо ответил граф, по-прежнему глядя в окно.
Его наглость разожгла в Кэролайн гнев. Сложив на груди руки и собравшись с мыслями, она дерзко парировала:
— Я слышала вас, лорд Уэймерт. Я просто не уверена, задаете вы вопрос или формулируете утверждение.
Граф медленно повернулся к ней. Кэролайн не сводила с него решительного взгляда, отметив, прежде всего, впалые щеки и какое-то почти загнанное выражение лица. Его глаза были цвета лесного ореха, только чуть больше зелени, нижняя челюсть была крупной и тяжелой, а темно-русые волосы, подстриженные ниже, чем диктовала мода, вились за ушами и волной спадали на воротник. Одет он был в темные бриджи для верховой езды и легкую хлопчатобумажную рубашку, распахнутую настолько, что обнажилась редкая поросль на широкой груди. При взгляде на графа почему-то казалось, что он несколько дней провел в седле. Его наряд и внешность были совершенно неподходящими и слишком небрежными для джентльмена, явившегося с визитом, особенно учитывая, в какое неурочное время он приехал. Как видно, хорошими манерами граф похвастаться не мог.