Выбрать главу

— Великолепное туше, малышка, — протянул граф.

Кэролайн вновь на него посмотрела. Граф внимательно наблюдал за ней; он как будто… забавлялся, и от этого ей стало еще неуютнее, ибо они сидели совсем рядом, менее чем в трех футах друг от друга. Достаточно близко, чтобы соприкоснуться… Кэролайн одернула себя. Ему надо побриться…

— Возвращаясь к вашему вопросу… — равнодушно протянул граф, выпрямляясь в кресле и вновь замыкаясь. — Для меня важно вернуть собственность, которую незаконно продали вашему отцу. Если для этого я должен жениться, да будет так. Ваш отец очень жестко торгуется, мисс Грейсон, но, если хотите знать, мой дом и мое имущество значат для меня несравненно больше, чем вы можете себе представить, а вот цвет ваших волос — ровным счетом ничего.

Он был прямолинейным и резким. Кэролайн никогда не встречала подобного мужчины, ведь большинство высокородных джентльменов предпочитали ласкать леди цветистыми фразами, нацеливаясь на соблазнение. Этот человек был или просто необычным, или же находил ее до того отталкивающей, что отказывался разговаривать с ней хотя бы с намеком на обаяние. Но она должна помнить, что ей, в общем-то, все равно. У нее своя жизнь, с мужем или без него.

Кэролайн смерила графа равнодушным взглядом.

— В таком случае, поскольку нас обоих принуждают к браку, у меня к вам только одна просьба, милорд.

Его губы искривились.

— И какая, интересно?

То, как разговаривал с ней лорд Уэймерт, как смотрел на нее, заставило девушку разволноваться до такой степени, что она опустила ресницы и потупила взгляд в колени.

— Я работаю с растениями и хотела бы продолжить…

— Многие дамы занимаются садоводством, — нетерпеливо оборвал ее граф, внезапно вскочив на ноги; его манера и голос без видимой причины вновь стали холодными и отчужденными. — И, глядя на вялое растение в ваших руках, я, безусловно, поддерживаю ваше стремление практиковаться, если вы хотите сделать садоводство своим хобби. Вы никогда никого не поразите розой, настолько плохо выращенной, что распускается двумя оттенками фиолетового.

— Она лиловая с плавным переходомк пурпурному, — вскипела Кэролайн. — Я сделала это намеренно…

— Как бы там ни было, — продолжил граф, пропуская мимо ушей ее вспышку возмущения и протягивая руку за пальто, — мне абсолютно все равно, чем вы станете заниматься в свободное время, хотя я ожидаю, что вы будете выполнять свои супружеские обязанности. Мой дом и мое тело нуждаются в женской заботе, а после того, как удовлетворите эти нужды, можете заниматься чем вздумается. Уверен, в вашем возрасте, будучи девственницей или нет, вы понимаете, о чем я.

Кэролайн изумленно взирала на графа, широко распахнув глаза от недоумения и заливаясь краской от его неприкрытой наглости. Этот человек отвратительно груб и бестактен, и, если бы не тот факт, что он был для нее пропуском в Колумбийский университет, она отвесила бы ему пощечину, повернулась и с радостью ушла бы из его жизни. Однако она не могла так поступить и от сознания этого почти дрожала от ярости, наблюдая, как граф поворачивается и быстро идет к двери. В который раз, как и во всем другом, что происходит в жизни леди, мужчина побеждал.

Не придумав ничего лучшего и всем своим существом желая шокировать графа, Кэролайн выпалила ему в спину:

— Думаю, вам следует знать, что я не девственница.

Уэймерт оглянулся, и его взгляд опять медленно заскользил вниз, потом вверх по ее телу, вернувшись затем к лицу. Помолчав немного, он хрипло прошептал:

— Теперь, когда я познакомился с вами, Кэролайн, мне, по правде говоря, все равно.

С этими словами он повернулся и вышел из комнаты, оставив Кэролайн в глубоком потрясении смотреть на удаляющуюся спину и медленно, не отдавая себе отчета, сминать прекрасную розу, пока та не превратилась в мягкую массу на ладони.

Впервые в жизни Брент Рейвенскрофт, девятый граф Уэймерт, чувствовал себя мастерски, наголову разбитым. Всего пять дней назад он вернулся домой с войны, пережив несколько месяцев ада на земле. Он ожидал, что его радушно встретят верные слуги и накормят прекрасной едой, что он будет выводить своих лошадей на длинные, полные мирных радостей прогулки по своей земле и спать в своей огромной плюшевой постели.

Вместо этого его ждало самое страшное потрясение в жизни. Его бесценный дом, Мирамонт, был совершенно запущен — почти на грани разрушения; внутреннее убранство распродали, превратив особняк в пустую скорлупу без слуг, а конюшни перевернули вверх дном. Но самым жестоким ударом стала новость, что его племенных красавиц, арабских кобылиц, которых он так холили лелеял, продали, как свиней, Чарльзу Грейсону — хитрому барону Сайзфорду, который в обмен на них не постеснялся принудить его к женитьбе на своей развратной, засидевшейся в невестах дочери.

Он убьет за это Реджи, если только кузен еще не сбежал из страны.

Брент вскочил на спину единственной лошади, которая у него осталась, и пустился в долгий обратный путь к тому, что когда-то было Мирамонтом. Он был обеспокоен и измучен, а небо тем временем затягивалось тучами. По дороге его непременно застанет дождь, а то и нещадный ливень, с его-то везением. Да, погода как раз по его настроению.

Когда недавно над Европой нависла угроза Наполеона, Брент поспешно уехал во Францию, поручив свой дом заботам кузена Реджинальда Кента. Он думал, что пробудет в отлучке всего несколько месяцев, и хотел, чтобы Кент всего лишь присмотрел за его собственностью, пока сам он будет сражаться за любимую страну. Очевидно, его умение разбираться в людях дало серьезный сбой. Реджи оказался ленивым и импульсивным, а кроме того, влез в огромные долги, с которыми теперь, наверное, полностью расплатился деньгами, вырученными за одних только лошадей.

Господи, он продал даже его лошадей! Казалось, у Брента на каждом шагу отнимали что-нибудь, чем он дорожил. Он знал, каково оказаться в ловушке в тылу противника, висел на волосок от смерти, но терпел несправедливость жизни и боль потерь. Теперь же граф искренне считал, что его сил не хватит, если судьба нанесет ему новый удар. И вот, проснувшись утром с единственной мыслью, как оставить разруху в прошлом и начать жизнь сначала, Брент столкнулся с новой напастью: женитьбой на мисс Кэролайн Грейсон.

Жизнь оказалась длинной дорогой, сплошь усеянной несправедливостью, и Бренту вдруг захотелось вытрясти эту дорогу из Чарльза Грейсона. Барон был умен — еще бы ему не быть умным, имея на руках пять дочерей! Но зачем Грейсон провернул этот трюк, Брент понять не мог. Почему ему захотелось избавиться от своей незамужней дочери? Не может быть, чтобы она доставляла настолько много хлопот, ведь она не блещет ни внешностью, ни манерами. Интересен в ней, пожалуй, только дерзкий язычок.

Женщины для Брента значения не имели, за исключением тех редких случаев, когда ему удавалось переспать с одной из них. Подобно всем здравомыслящим мужчинам своего поколения, Брент не доверял слабому полу, начиная с падших женщин улицы и заканчивая благородными дамами высшего общества. Но не по той тривиальной причине, что в его прошлом таилась боль отверженной любви, а потому что он ясно, до сокровенных глубин понимал ход женских мыслей, женскую логику, будучи незаурядной личностью и благодаря проницательности, внимательным наблюдениям и опыту многих лет. Он десятилетиями наблюдал и терпел женское тщеславие, эгоизм, холодность и лживость и поднялся выше всего этого.

Но Кэролайн была другой, и это обеспокоило Брента. Она была необычной и слишком уверенной в себе для благородной леди. С первого взгляда девушка показалась ему невзрачной, даже суровой. Ее темно-каштановые волосы были стянуты на затылке в тугой узел, а лицо нуждалось в мытье, ибо было вымазано грязью. Но, немного лучше разглядев мисс Грейсон под чумазой маской, Брент пришел к выводу, что эта барышня, вероятно, может быть весьма привлекательной, когда отмоется. Честно говоря, как только Кэролайн заговорила своим хрипловатым, сексуальным голосом, Брент с досадой заметил, что его плоть радостно возродилась к жизни, а ведь он уже не помнил, когда с ним в последний раз такое случалось. В этот миг он понял, что Кэролайн нужна ему в постели, и не важно, девственница она или нет, ибо, хотя он давно не вспоминал об этом, ему вдруг отчаянно захотелось погрузиться в женское тело.