Внутри меня всё опускается. Боже! Боже мой! О каких таких «методах» он говорит? Паника прокатывает по моему телу крупной дрожью. Я дышу часто-часто, пытаясь справиться с подступающей истерикой.
— Ну ладно, — темноволосый мужчина встаёт. — Значит, мы договорились?
— Конечно, Дамир, — Аркадий Борисович тоже встаёт и протягивает ему руку. — Теперь мы партнёры, война окончена. Надеюсь, этот мир будет крепким.
Мужчины пожимают руки.
Аркадий Борисович делает шаг к двери. Сейчас он уйдёт. Уйдёт навсегда и оставит меня наедине с этим…
Повинуясь безрассудному инстинкту самосохранения, я хватаюсь за ногу проходящего мимо меня мужчины:
— Пожалуйста, — голос дрожит, я сжимаю в ладонях ткань его брюк. — Умоляю, — шепчу я одними губами, вжимаясь в знакомого мне человека. — Не отдавайте меня ему! Прошу! Я всё буду делать… что скажете… всё, что угодно! Я буду полезной… только… только… — рыдания накрывают меня, и тело содрогается от бессилия и паники. — Оставьте меня себе!
— Лира, — голос Аркадия Борисович становится твёрдым и жёстким. — Прекрати истерику, — он наклоняется ко мне и сжимает локоть до боли. — Иначе, — мужчина шепчет мне на ухо так тихо, чтобы только я могла его услышать. — Ты знаешь, что будет.
Жестокие слова отрезвляют меня, ведь я знаю, что в случае неповиновения, пострадаю не только я. Но и последний оставшийся у меня любимый человек. Мой брат.
Затихаю и отпускаю его брюки.
Аркадий Борисович, видимо, довольный эффектом от своей угрозы, похлопывает меня по щеке.
— Вот и славно, — расплывается в улыбке. — Дамир будет тебе хорошим хозяином, малышка. Конечно же, если ты будешь послушна ему, — он делает многозначительную паузу. — Во всём. Ведь будешь?
Я с ненавистью смотрю сначала на пожилого мужчину, а потом, набравшись храбрости, перевожу взгляд на того другого. Высокого. Красивого. И самого опасного из всех, что я когда-либо встречала. Потом медленно киваю и говорю:
— Да.
Глава 2
Палач
В детстве я мечтал, чтобы мама подарила щенка. Думал, будет у меня преданный друг.
Тренировать его, трюкам учить.
Хотел кобеля, суку не хотел.
Но щенка мне так и не подарили. Зато подарили соседскому мальчишке. Назвал он её Динкой. Я ему тогда позавидовал.
Пришёл, помню, посмотреть на неё. А она под кровать забилась и лужу со страха наделала.
Шерсть у неё была каштановая. Глаза смышлёные, но испуганные.
Жаль соседский пацан о ней заботился плохо — сдохла псина через три месяца.
Сейчас думаю, хорошо, что у меня животных не было. Я в детстве тоже был не очень ответственным.
Зато теперь, спустя двадцать семь лет, у меня вдруг появился питомец.
Живой подарок, который я ни хера не просил.
Как увидел её, так сразу ту собаку вспомнил. Точь в точь Динка.
Трясётся вся от страха. За волосами своими тёмными спряталась, будто они защитить её могут. От меня.
Дай ей волю, под стол бы забилась, лишь бы я её не видел.
За своего хозяина цеплялась так, будто он её в вольер ко льву бросил.
Глупая, неужели думала, что в хозяине её хоть что-то человеческое есть?
Скользнул взглядом по мордашке. Миленько.
Только губы ярко-красные. Аж передёрнуло. Отвратительно. Какого хера её так размалевали?
В целом смотреть на неё приятно. Было бы ещё приятнее, если бы она не ныла постоянно так, что уши вянут.
Ненавижу это нытьё. Надеюсь, она дальше в этом духе не собирается продолжать. Учить её уму-разуму у меня ни времени нет, ни желания.
Что делать-то с ней теперь? Опасный она подарок. Ненадёжный.
Может, передарить? Но кому?
Да и неуважение это дарить чужие подарки. Только мира добился. Рисковать нельзя.
Ладно, хрен с ней, пусть пока живёт. Потом решу, что с ней делать. Если Старый обманул, и она уже пользованная — выгоню на хрен. Чужие шлюхи мне не нужны.
Едем в машине.
— Губы вытри, — кидаю ей салфетку.
Она быстро кивает и стирает красную как кровь помаду. Сначала с верхней губы, потом — с нижней. Дрожит вся — жаль только зубами не стучит. Неужели меня так боится?
— Буду звать тебя Динкой, — усмехаюсь.
Она вскидывает на меня глаза. В них есть что-то новое. Огонёчек зажёгся. О, так интереснее.