– Д-да, – судорoжно кивнула я.
– Вот и молодец.
Подхватив чемодан, на который указал Слава, я юркнула в душ, заперла дверь и несколько минут стояла, трясясь от ужаса. Нет, к черту такие шутки. Он просто отморозок. Больной на всю голову. Сейчас получу назад свой телефон, пoзвоню Ивану Αлексеевичу и скажу, что увольняюсь. Вернусь домой и… да черт бы побрал этих идиотов из Конторы! Шуток не понимают… Впрочем… я сама хороша. Знала же, что пора заканчивать дурацкую игру. Но это не значит… Придурок! Чернышов – придурок! Гад! Идиот! Подонок! Но… ехать домой? Нет уж, не дождетесь! Ладно, ты считаешь меня дурой? Вот и посмотрим. Шутки закончились. Меня Чумой не из-за них назвали. Скоро ты, Слава, узнаешь настоящую Чуму!
Исполнившись решимости, я искупалась. Вытерлась. Выбрала в чемодане светло-синее платье с коротким рукавом и длиной лишь немногим выше колена. Подобрала ему в пару чуть более темный пиджак под цвет глаз. Приятно, что одежда не помялась, даже пролежав всю ночь в чемодане. Ткань оказалась очень удачная.
Уложила волосы.
Моя косметичка уже лежала на полке рядом с умывальником. Достав карандаш, аккуратно подкрасила глаза. Не как обычно, а лишь немного. Прошлась по губам блеском и на том закончила утренний макияж. Посмотрела на себя в зеркало и осталась довольна. Все. Посмотрим, что ты теперь скажешь…
На всякий случай осторожно выглянула из ванной. Слава с самым недовольным видом сидел в кресле у окна и ждал меня. К счастью, он озаботился надеть на себя длинный халат, из правого рукава которого то и дело высовывалась мордочка любопытного Плута.
Ну, Чума,твой выход. Неторoпливой походкой увереннoй в себе леди покинула ванную комнату. Чернышов поднял голову и… с видом мученика закатил глаза. Уж не знаю, что он хотел этим сказать, но вообще… козел он. Ледышка бесчувственная. Хоть сказал бы, что я хорошо выгляжу! Вернув ему взгляд, полный презрения, спросила:
— Надеюсь,теперь я похожа на нормальную девушку?
– Сойдет, – безразлично кивнул Слава и, посадив Плута на кровать, скрылся в душе.
Через десять минут он вышел уже одетый, бодрый и, как обычно, внешне безупречный… если не знать, какой он на самом деле. Правда, было очень непривычно видеть его не в строгом темно-синем костюме, чем-то неуловимо напоминающем военную форму, а в голубой свободной рубашке, льняных брюках и бежевых мокасинах. У него даже осанка изменилась. И походка стала легкой, слегка расхлябанной. А уж шейный платок… умереть – не встать. Шик, блеск и красота. Можно хоть сейчас на обложку журнала. Вот уж и впрямь Ярослав Отморозов – искусствовед.
– Можем идти, - сказал Слава.
– Куда?
– Мне пора завтракать.
– Мне тоже! – заявила я, памятуя о вчерашнем Чернышовском демарше – с него станется до вечера меня голодом морить в ожидании, что я сама попрошу поесть.
– Хорошо, - Слава залез в бар и, вытащив охлаждающий термос, вручил его мне. - «Какао VP», твой любимый.
– Спасибо, – процедила сквозь зубы я, ничуть не смягчась от его заботы.
– У тебя тоже синдром Чернышова, милая? - спросил Слава.
– Улыбаться не хочется. Настроение плохое.
– Α надо. Я мужчина с особенностями, мне все можно, а у тебя была чудесная ночь, и теперь душа поет и щебечет.
– Зато пробуждение оказалось ужасным. Тебя увидела.
– И пробуждение тоже было чудесное – в объятиях любимого мужа. И если ты даже не попытаешься изображать мою счастливую молодую супругу, я позвоню Ивану Алексеевичу и потребую отменить операцию.