Надеюсь, что он мертв. Кажется, я все же попала в грудь, в самое сердце, но все же прислушиваюсь, не раздадутся ли подозрительные шорохи внутри экипажа. Хочется выть от страха, бежать, сломя голову, затаиться в непроходимых зарослях. Сдерживаю себя, стискиваю зубы. Нужно двигаться, осмотреться. Время поплакать и пожалеть себя у меня еще будет. Я очень на это надеюсь.
Оглядываюсь, все еще сжимая в руке пистолет. Подходу к Галу, чье распростертое тело лежит на обочине. Он лежит на боку, раскинув руки. Голова неестественно вывернута. Застывшие глаза смотрят в безмятежное голубое небо. Я пячусь, спотыкаясь. Понимаю, что ничем уже не помогу. Но страшно видеть такое. Отыскиваю глазами Сантину. Ужасно боюсь смотреть в ее сторону. Она лежит, привалившись к колесам экипажа, прижимая руки к животу.
— Сантина, — шепчу, бросаясь к женщине, наклоняюсь над ней.
Сантина тяжело дышит, на боку рана, глубокий разрез, оставленный клинком, из-под ладоней стекают струйки крови. Я ловлю обреченный, полный безысходности взгляд Сантины. Она беззвучно приоткрывает рот, силясь мне что-то сказать.
— Я сейчас тебе помогу, — успокаиваю ее я, — все будет хорошо.
Отыскиваю саквояж с вещами. Достаю и разрываю белую батистовую сорочку. Сминаю плотный ком и разведя ладони женщины в стороны, прикладываю к ране. Возвращаю руки Сантины на место, зажимая рану. Это все, что на данный момент я могу сделать. Я не умею лечить, не представляю, что делать дальше. Стараюсь справится с подступающей паникой.
— Сантина, мне надо позвать кого-то помощь, одна я не справлюсь, — тихо говорю, заглядываю женщине в глаза, чтобы убедится, что та слышит меня.
— Оставь меня, уходи, — хрипит в ответ Сантина. По ее щеке бежит одинокая слеза.
— Нет, даже не думай о таком, — я улыбаюсь ей, грожу пальчиком, добавляю твердым голосом, — жди, я вернусь.
Спотыкаясь, бегу по дороге, в обратную сторону. Там поселок и фермы, мы еще не очень далеко отъехали. Мне везет. Вскоре я встречаю идущих мне на встречу мужчин. Их двое, одеты просто, скорее всего работники с фермы.
— Помогите! — бросаюсь к ним, спотыкаясь, готовая упасть перед ними на колени, лишь бы выслушали меня. Говорю путанно, срывающимся от напряжения голосом, — на нас напали. Моя спутница ранена. Быстрее. Прошу вас, помогите.
Наверное, у меня довольно безумный вид. Растрёпанные волосы, бледное, испуганное лицо, светлое платье запачкано бурыми пятнами крови, в руке пистолет, которым я размахиваю из стороны в сторону.
— Успокойтесь, леди, — говорит один из мужчин. Голос дребезжащий и глухой. Вглядываюсь в лицо и понимаю, что передо мной старик. Его спутник, совсем молодой парнишка, называет старика дедом и просит помочь мне.
Мы идем, как мне кажется, очень долго и медленно. Старик слегка хромает, и парнишка поддерживает его под локоть. Облегченно вздыхаю, когда из-за поворота показывается мой экипаж, слышится недовольное ржанье лошадей. Подвожу путников к лежащей на земле Сантине. Она тяжело дышит, постанывая, окидывает нас мутным взглядом, слегка приоткрыв веки. Я склоняюсь над ней и говорю, стараясь чтобы мой голос звучал легко и беззаботно:
— Сантина, я помощь привела. Посмотри, каких бравых мужчин я на дороге встретила.
Старик, в ответ на мои слова прячет усмешку в пушистой бороде, но взгляд, что изучает лежащую перед ним женщину становится цепким, сосредоточенным. Старик с кряхтением нагибается, оглядывает рану, отодвигая в сторону руки Сантины.
— Ну что ты, все хорошо, рана не глубокая, — ласково лепечет ей старик, — сейчас доставим тебя домой, быстро на ноги поставим.
Молодой деловито оглядывается, подходит к стоящей посреди дороги покинутой телеге, заглядывая в котомки.
— Соседа Мика вещи, — деловито сообщает он.
— Их кобыла вернулась с младшим сыном на загривке, — поясняет дедушка, — малой плачет, ничего сказать не может, вот и отправились мы посмотреть, не случилось ли чего…
— Мы никого не видели, — я развожу руками, — только телега посреди дороги. И еще, там, внутри экипажа…
Молодой заглядывает в распахнутую дверку экипажа, обозревает неподвижно лежащее тело, удивленно цокая языком.
— Там варг, кажись, — говорит, усмехаясь, — это ты его?
Кивает на пистолет, что я продолжаю сжимать в руке.
— Я, — подтверждаю, и крепче сжимаю рукоять пистолета.
— Вы откуда? — спрашивает старик.
— С побережья, живем на вилле. Нам нужно попасть в усадьбу де Лоури, — произношу я, уточняя место назначения.
— Очень далеко, — качает головой старик, — мы вам в этом деле не помощники. Я могу помочь вам вернуться назад. Внучек останется, надо Мика и его семью поискать, или хотя бы их тела. Похоронить по-человечески. Да и вашего слугу заодно.
— Спасибо, — я благодарно киваю, пытаюсь всучить мешочек с деньгами, но старик отказывается.
— Но как же война, варги… разве можно назад, — бормочу нерешительно, с опаской поглядывая на дорогу назад.
— Вам нужно вернуться, — с нажимом говорит старик, — на побережье безопасней всего. И спутнице твоей нужна помощь. Я сейчас перевяжу ее рану, но лучше бы ей побыстрее добраться до постели.
— Вы поможете нам? Поможете вернуться?
Я в растерянности. Понимаю, что одна не справлюсь, а без Сантины точно никуда не уеду. Придется переждать, пока она не окрепнет. А потом снова попытаться покинуть Лотариннию.
Уже вечерело, когда мы возвращаемся домой. Нас никто не ждет, не встречает. Я понимаю, что дом пуст. С трудом перетащив Сантину в ее домик, помогаю старику обработать рану. Помню, где Сантина хранит мази и травы. Старик со знанием дела нюхает флаконы и склянки, выбирая нужную, обильно смазывает края раны, велит принести чистые повязки, забинтовывая и фиксируя.
— Вы лекарь? — спрашиваю, завороженно глядя как умелые пальцы порхают над повязкой.
Старик усмехается в седые усы.
— Всякое в жизни бывало, — пожимает плечами и сунув мне пучок трав велит заварить в котелке.
Ужинаем уже поздним вечером, на скорую руку поджарив яйца и копченое мясо. Нахожу ломоть хлеба и сыр. Нарезаю, красиво разложив на тарелочке.
Сантина крепко спит, выпив несколько ложек пахучего отвара.
— Что же теперь делать? мы же уехать хотели… — спрашиваю, вяло ковыряясь в тарелке.
— Оставайтесь здесь. — Уверенно отвечает старик.
— А если варги придут? Мне не справится, мы здесь совсем одни, — в моем голосе слышится усталость и обреченность. Я не могу уехать и бросить Сантину. Слишком поздно. Я даже не представляю, как бы я одна сейчас могла добраться до усадьбы де Лоури.
— Варги не придут сюда, не любят море, не подходят близко к побережью.
Старик говорит уверенно, подмигивает, и слегка похлопывает по моей безвольно лежащей на столе ладони.
— Откуда вы знаете? — спрашиваю, недоверчиво тараща на него глаза.
— Отец рассказывал, знатно он тогда с ними повоевал, — старик развалился на стуле, разомлев от тепла и сытости, — поселки, что стояли на самом берегу, все уцелели, а те, что подальше были…
Старик прищелкнул языком и глубоко вздохнул.
Спать мы расположились в доме Сантины. Старик лег в соседней комнате и через стенку до меня доносился его заливистый храп. Я села на кресло, возле тревожно спящей женщины, подложив под спину подушку для удобства. Сон не шел, слишком много всего произошло. О многом хотелось подумать. Да и за Сантиной заодно приглядеть. Зажгла лампу, налила остатки целебного отвара в кружку. Старик велел поить им Сантину, если та проснется.