Друзья папы прот. Пётр Гнедич, прот. Федор Семененко, игумен Павел Черёмухин
А мамочка наша Анна Дмитриевна Кузьмина была из общины о. Сергия Мечёва. Она пела в хоре на Маросейке; о. Сергий оставил ей перед уходом в тюрьму свою скуфью. Его маленькую круглую фотографию в медальоне она носила всегда. (В 1982 г., после того как о. Александр Мень соборовал и причащал мою маму, я отдала ему скуфью о. Сергия Мечёва и мамин образ преп. Серафима, написанный на перламутре, в серебряном окладе. Теперь эта скуфья лежит в музее о. Александра Меня в Семхозе, а преп. Серафим долго висел на втором этаже у батюшки в доме.)
Венчал папу и маму о. Сергий Мечёв. Через два-три дня после венчания папа был выслан по 58-й статье, и мама уехала за ним в Казахстан. Это был 1939 год. Я родилась в ссылке в 1946 г. Рожать Верочку мама отправилась в 1948 г. в Москву со мной на руках, а папа остался в ссылке.
Бабушка Надежда Александровна Кузьмина
Вера Михайловна Фортунатова
Мои родители
Мама-невеста. 1939 г.
Семья Фортунатовых
Иконы и священники
Жили мы среди икон и святынь. Никогда у нас их со стен не снимали (хотя во многих близких нам семьях всё было в шкафчиках, которые открывались только на время молитвы, когда никого постороннего дома не было). У нас на Трёхпрудном всё было открыто, всегда горели лампады перед каждой иконой, так что, если выключить свет, получалось звёздное небо. Икон у бабушки Надежды Александровны было очень много. Она их спасала из разрушенных храмов, иногда прямо из-под ног красноармейцев выхватывала (и сейчас у меня стоит икона св. Никифора со следом сапога, который ничем не смывается). Из костра бабушка достала большую икону «Покров Божией Матери», которую хотели разрубить, не смогли, да так и бросили, а пока солдаты ходили за соломой, бабушка спрятала её под фартук и ушла. Теперь этот «Покров» у меня — самая большая, центральная икона. И ещё «Спас Нерукотворный», написанный на куске кровельного железа, который папа привёз из лагеря.
Церковь Св. Николая у Соломенной сторожки в Москве
о. Сергий Мечев
Иконы были не только в красном углу — везде. И про всех, кто на них изображён, бабушка нам вечерами рассказывала. Мы с Верочкой и представить себе не могли, что кто-то живёт без икон. И без священников. Как это без священников? Священников у нас в доме бывало много: они приходили и уходили, бабушка их кормила, часто одевала, то есть начинала быстро искать одежду в шкафу и комодах, собирала узелки с собой. Они все были добрые и ласковые, старались угостить нас, чем могли, быстро ели, быстро уходили. Уйти старались вечером, одевшись во всё другое. Однажды я услышала, как один из них говорил бабушке: «Эх, как ни одевай нас, а видно птицу по полёту». Мне они напоминали больших, тёмных, мокрых птиц с обрезанными крыльями. Потом я узнала, что эти батюшки вернулись из ссылок, жить в Москве им не разрешалось, ночевать тоже, но все они друг от друга знали, что в Москве можно забежать к Надюше (моей бабушке), и устно передавали друг другу адрес.
Храм Рождества Христова в Палашах
А по праздникам особенно часто приходил о. Николай Тихомиров из храма Илии Обыденного, похожий на Деда Мороза с рождественской открытки или на Николая Угодника с бабушкиной иконы. Мы его обожали. По воскресеньям нас водили к причастию в его храм. Мы плыли поверх толпы — Верочка на руках у мамы, а я на плечах у дедушки — и издали сразу видели нашего Деда Мороза, отца Николая, и почти сразу после Чаши спрашивали: «Когда придёшь?» И на весь храм сообщали, что деда привёз ёлку «тайно» в железной трубе из-под чертежей.
Священник Глеб Каледа
Храм Пророка Божия Илии в Обыденском переулке
Маросейка. Храм Св. Николая в Кленниках