Священник Василий Надеждин, будущий священномученик
Диакон о. Борис Горбанёв
Слева направо сидят: о. Александр Егоров, протоиерей Николай Тихомиров, о. Владимир Смирнов, стоит диакон Борис Горбанев
Пасха
Пасха в Москве — это тоже храм Илии Обыденного. Туда можно было приехать совсем поздно на метро или троллейбусом, а обратно идти по бульвару пешком 30–40 минут. Я старалась притащить всех своих подруг по училищу хотя бы на крестный ход. Таким образом, собиралась стайка молодёжи, и мама не боялась за нас. Со мной ходили Таня Ильинская, Рита Катунян, Лариса Дробязгина, Серёжа Богданов, Паша Егоров, сестра Верочка. Мы приходили задолго до крестного хода и старались пробраться вперёд, как можно ближе к храму, чтобы видеть весь крестный ход. «Воскресение Твое, Христе Спасе…» — подпевали мы все вместе, очень стройно, на два и три голоса, а уж «Воистину воскресе!» кричали изо всех сил. При возгласе «Христос воскресе!» отец Владимир Смирнов (1928–2004) покорял нас своим проникновенным голосом и знанием некой тайны, а отец Александр Егоров (1927–2000) — своим восторгом и радостью. Диакон Борис Горбанёв своим бархатным басом покрывал всё пространство до самой Москвы-реки, его, наверное, было слышно и в Замоскворечье, а впереди крестного хода шёл с огромной свечой, держа её двумя руками, библейской красоты молодой человек. Это был мой друг Сергей Малкин, и я очень гордилась, указывая на него и отцов Бориса, Владимира и Александра своим друзьям. Отец Сергий Броздыко шёл всегда со смирением и кротостью в конце крестного хода.
Сергей Малкин и Нина Фортунатова. 2005 г.
о. Сергий Броздыхо
В 1953-м после смерти Сталина папа приезжает «из экспедиции». Сначала ему разрешают жить в Горьком, а потом в Пушкине под Москвой. И вот мы с мамой, папой и сестрой переезжаем в Пушкино, где папе дают служебную квартиру на Оранжерейной улице. Теперь уже папа каждое воскресенье водит и возит нас в храмы. Каждый раз в разные. И по железной дороге, и на автобусе, и в Москву. Так мы попали в храмы Сергиева Посада и в дом о. Тихона Пелиха (где в своё время жил о. Георгий Лавров). о. Тихон был светлый батюшка, очень любил детей, ходил с нами на природу и показывал Божие творение. Он всё называл Божиим творением: и травы, и жуков, и деревья, и цветы. Мы слушали его рассказы о Божием творении как зачарованные.
Рисунок. Подарок крестницы Стеллы Ермолаевой Пушкино. В этом доме на Оранжерейной, у И.К. Фортунатова, часто бывал о. Александр Мень
о. Тихон Пелих
Папа водил нас и к Флоренским, на Пионерскую, 19, где раньше жил о. Павел Флоренский, а теперь жила его семья.
Потом мы ездили на автобусе в Ивантеевку и в Царёво. В Царёве был дивный батюшка о. Михаил Кречетов, очень весёлый. Сын его Валерьян (теперь о. Валерьян) хорошо пел под гитару. А сын Николай (теперь о. Николай) был серьёзный и строгий. Вот с о. Михаилом мы любили «служить». То есть он служил в почти пустом храме, а мы пели, как могли, в основном «Господи, помилуй». Он всегда нас благодарил после службы, гладил по головам и говорил: «Вот и послужили во славу Божию».
В саду у о. Тихона в Загорске: Нина Фортунатова, Вера Фортунатова, Катя Пелих (ум. 14.05.2009) с племянницей
Царево. В гостях у о. Михаила Кречетова. Пасхальная ночь 3 мая 1964 г.
В следующее воскресенье папа снова менял маршрут: мы ехали в Лосинку в храм святых Адриана и Наталии к отцу Владимиру Соколову, или в Серпухов к иконе «Взыскание погибших», или в музей Мураново, или в Московский Кремль, где папа просил нас ступать осторожно, потому что земля здесь святая. А потом — опять к Пелихам в Загорск, к о. Тихону, в домик о. Георгия Лаврова.
Икона Божией Матери «Взыскание погибших» в Серпухове
Храм Свв. муч. Адриана и Наталии
Скоро я узнала, что Коля Кречетов женился на Кате Пелих. Я и представить себе не могла, что они знали друг друга! Уже став взрослыми, мы дружили какое-то время, вместе ходили к о. Всеволоду Шпиллеру, но потом, узнав, что я у о. Александра Меня, Коля прервал отношения навсегда. Став священником, он вообще перестал с нами общаться. И уже в 80-е годы, когда я буквально кинулась к нему на концерте в Большом зале Консерватории, на котором было почти всё московское духовенство, о. Николай просто убежал от меня, сказав на лету: «Здрасьте и до свидания». И кому-то на ходу объяснил: она — «меневка».