— Мне кажется, эта форма тесновата для тебя, — задумчиво произнес он.
Между ног запульсировало. Интересно, долго я так висеть буду? Я же кончу от одного его расхаживания рядом.
А ректор не спешил, встал сбоку и сжал моё бедро. Нажал кнопку на пульте, тросы рывком опустились — и я вместе с ними. Теперь я висела на уровне его пояса параллельно полу. Свесила голову, рассматривая его ботинки.
Рихт погладил меня по спине, отвёл мокрые волосы, каким-то чудом ещё стянутые в хвост, в сторону. Чёрный хвост взметнулся, я почувствовала давление у позвоночника — ректорский хвост сделал точный разрез в моей форме и извлёк из него мой замученный гребень.
Что он собирается с ним делать?
Чуткие сильные пальцы пробежались вдоль гребня, нажимая на одному ему ведомые точки, и я выгнулась, глухо застонала, затем заскулила, и сорвалась в ураганный оргазм.
Ректор, гад! Я тряслась и выгибалась, натягивая руками и ногами тросы. А он и не думал прекращать, продолжал порхать по моей спине своими волшебными пальцами, вырывая из меня стон за стоном.
— Я же присылал тебе пилюли, — сжав моё горло и легонько поглаживая трепещущий гребень, сказал он.
— Присылал! — рыкнула я, не помня себя, — приняла! Как сказал… Урр…
Хвост ректора обвил мой подрагивающий хвостик, шипы выстрелили, одарив меня порцией сладкого яда. Или лекарства?.. Я дёрнулась от столь желанной боли, в голове прояснилось, всё тело налилось силой, будто и не было изматывающей тренировки.
— Что вы мне впрыскиваете всё время? — наконец-то задала я давно мучающий меня вопрос.
— Смесь гормонов, стимуляторов и прочих сложных веществ, — ответил ректор, поглаживая меня по ягодице, подбираясь большим пальцем к той самой точке в основании хвоста. — Тебя должны были учить особенностям твоей расы.
— Я полукровка, — прошептала я, свесив кисточку и опустив голову. — Какие мне ещё изучения особенности расы?..
— Я уже говорил, — перебил рихт. — Для полукровки ты слишком странная. Впрочем, сейчас не важно. Важнее другое.
Он всё же добрался своими многоопытными пальцами до той улетной точки в основании хвоста, отправляя меня второй раз за пять минут в дальние оргазменные туманности.
— Вашу мать! — простонала я. — Зачем?!
— Моя мать далеко, — усмехнулся ректор, — и глубоко сомневаюсь, что ты захотела бы с ней познакомиться. На второй твой вопрос отвечу так.
Нажатие кнопки на пульте — тросы снова поднялись, я оказалась выше Зартона, всё так же параллельно полу. Он запрокинул голову, его лицо было прямо под моим. Он снова сжал ладонь на моём горле, чуть подрегулировал высоту, чтобы наши лица сблизились.
— Затем, что я снова исполняю твои желания, Ролис, — пристально рассматривая меня, вкрадчиво заявил он. — Смотри, ты снова сверху.
— А сейчас посерьёзнее, Ролис, — строго сказал он. — Упражнение сложное. Оно для псиоников-отличников пятого потока и выше. И то, если повезёт найти мастера, который согласится вложиться. Пока я запущу начальный уровень, посмотрим, как пойдёт.
— Зачем мне это? — спросила я.
— Затем, что я тебе даю шанс прокачать свои способности. Повторюсь, ты необычна для полукровки. У меня есть соображения, но озвучивать их пока рано. Давай посмотрим, как далеко ты способна зайти.
Я молчала.
— Будет долго и больно, — сказал он, серьёзно на меня взглянув. — Можешь отказаться.
Я секунду подумала. Потом меня захлестнул азарт. Похоже, что я поймала какую-то редкую, пока неизвестную птицу-удачу за хвост. Нужно проверить, как далеко меня этот рихт заведёт.
— Нет, цан Зартон, — сказала я, — валяйте.
— Поваляю я тебя позже, Ролис, — без тени улыбки сказал ректор, — Если доживёшь. Тросы будут ослабляться и натягиваться, двигаться вверх и вниз. Твоя задача удерживать концентрацию и всё время возвращаться в это положение. Я тебя сейчас держал в нём, чтобы тело запомнило, как правильно. Задача ясна?
Я глубоко вздохнула. После двух оргазмов, с распушёным гребнем и приободрившимся после порции рихтовского яда хвостом, я чувствовала себя способной на многое.
— Так точно, цан ректор, — улыбнулась я.
Он коротко кивнул и нажал кнопки на пульте.
Глава 20. Раскрытие
Тросы натянулись, и начался мой личный непрекращающийся ад.
Это был звездец. Натуральный. Беспощадный. Болезненный. Мучительный. Тотальный и неотвратимый. Я ругалась, материлась, рыдала и проклинала своего мучителя.
Было безумно тяжело. Когда, казалось, я уже ничего не могла и повисала на тросах, позволяя им бултыхать меня безвольной тряпочкой, ректор останавливал занятие, подвешивал меня на уровне своего пояса, что-то массировал на гребне, позвоночнике, обвивал хвостом мой безвольно висящий отросток и впрыскивал новую порцию чего-то там рихтовского.