— Ступай в постель.
К счастью, порошок ослабил боль, однако утром в покои все-таки пожаловала повитуха — старая орчанка Садат. Уж очень она не любила людей, но чего не любила еще больше, так это травить самок, чтобы приплода не случилось, и не важно, людей ли, орков ли.
— Ну? — зашла уже недовольная Садат в покои, где спали наложницы вожака. — Что опять?
— И тебе доброго утра, — усмехнулась Фарата.
В ответ орчанка лишь отмахнулась.
— Вон ее посмотри, — указала на Альмари. — Не навредил ли ей бэр Кархем. Вчера у них постель была. Девчонка вернулась с болями.
— Вот не пойму я, — отправилась к чаше с водой, — чего они их держат вообще. Ясно же, человеческие самки не годятся. Мелкие, хилые.
— Чтобы я знала, — подошла к окну, из которого открывался вид на бурную реку, — хотя, все дело в скуке. Скучно им.
— Неправильно мы своих сыновей воспитываем, неправильно, — и взяла полотенце. — Ты! — указала на Альмари, — подойти. Сесть тут, — кинула на тахту, — подол задрать, — затем снова обратилась к Фарате, — я уже лучше в их кагимат[1] разбираюсь, чем в наших. Беременных нет?
— Нет, — покачала головой.
— Габан.
Девушка тем временем легла на тахту, развела ноги в стороны и стихла. Ни одна из наложниц не любила злобную грубую старуху, но дела свое она знала хорошо. Садат осматривала Альмари не спеша, внимательно, отчего бедняжка постанывала, кусала губы. Вот если бы Кархем был нежнее, хоть немного, однако нежным он не бывает, лишь изредка бывает аккуратен, и то, когда в добром настроении.
— Все хорошо с тобой, — подняла на нее взгляд орчанка, после чего произнесла на родном языке, — придержи ее дня два-три, пусть отдохнет.
— Ладно, — ответила смотрительница, не отвлекаясь от бурлящей вдали реки.
И только Садат собралась обратно, как Фарата остановила:
— Подожди. Есть у меня к тебе дело. Одну самку надо посмотреть.
— Это какую?
— Привели тут. Но, как по мне, она совсем зеленая еще. Твоё бы слово услышать.
— Она здесь?
— Нет. Но я бы привела девчонку к тебе.
— И зачем она тебе? Мало что ли годных?
— Есть в ней что-то, нутром чую.
— Не пойму я тебя, Фарата. Чего такого особенного ты учуяла в буште?
— Посмотришь, нет?
— Посмотрю, куда ж деваться. Это моя забота — под хвосты заглядывать.
— Вот и хорошо. К вечеру приведу.
[1] Женские прелести
Глава 6
Эйва пришла в кухню и застыла в ожидании приказа. Кроме нее и поварихи сейчас никого не было.
— Чего стоишь? — глянула на нее Макора. — Иди крупу перебирать, — махнула в сторону большой кадки с гримехой. — Буду варить бачланук. Знать, что это?
— Нет, — села на скамейку, пододвинулась поближе к кадке.
— Вкусно это. Большой кусок молодого быка томиться в гримехе. Много часов томиться. Быть сочно, мягко. Вожак любить бачланук. Да что там, любой орук любить.
— Почему орук? — набрала в руку крупных зерен.
— На наш язык орук, на ваш — орк, — произнесла с пренебрежением. — Фу, орк. Гадко звучать.
— А женщина?
— Оручек. Тоже красиво, ла-а-асково. А на ваш, — повернулась к ней, — орчанка. Тьфу! Грубо. Ты мне сказать, Эйва, чего Фарата так печься за тебя? Запретить мне заставлять тебя носить еду.
— В гарем меня хотят, — и в глазах блеснули слезы.
— Тебя?! — зычно расхохоталась орчанка. — Такую тощую, мелкую. Да что орук с тобой делать станет? Разве что как замура под мышкой носить, да гладить.
И Эйва зажмурилась, принялась тереть рукавом глаза.
— Не реветь, — подошла к ней Макора, — давай, перебирать живей. А потом буду учить тебя варить бачланук. Справиться, буду просить оставить тебя тут.
Вдруг тяжелая дверь заскрипела, и в кухню пожаловал главнокомандующий. Выглядел он как всегда злым, желваки ходили ходуном на скулах, но когда увидел Эйву, немного расслабился.
— Гэл Макора, — поклонился, — почему мои воины были вынуждены ждать еду? Одна служанка не справляется.
— Потому что, бэр Тарос, по приказу Фараты вторая служанка работает только в кухне. А третья подает наложницам.
— Значит, нужна четвертая.
— Нужна. Вот и найди.
Однако смотрел Тарос исключительно на Эйву, его взгляд буквально жег кожу. И бедняжка не вытерпела, подняла голову и снова встретилась с орком глазами. А спустя минуту он подошел совсем близко, опустился на корточки, зачерпнул из кадки зерен.
— Ты достаться мне, — произнес совсем тихо.
А девушка уставилась на его руку — большую, сильную, мозолистую. Вчера он вытянул ее из воды как котенка. Что же будет, окажись они в одной постели? Хотя, ясно, что будет. Встретит свою смерть в страшных муках.