Я как-то подумала, что помню Кавказ по принципу антероретроградной амнезии - как если бы меня контузило и я забыла все, что было после контузии и часть событий до нее. Что было моей контузией? - корь? разрыв с родителями? копившаяся усталость? другое - о чем я просто запретила себе думать однажды так крепко, как если бы этого не было вообще? Я помню, как возле Баксана меня поразил один контраст. В начинавшейся пурге все было черно-серо-белым, даже такие яркие обычно вещи, как хвоя и ягоды облепихи (миллионы этих ягод, заросли облепихи в невероятном количестве росли вдоль дорог, образуя непроходимые стены). Так вот, все было - как на черно-белой кинопленке, включая серые облепиховые ягоды, а вода в Баксане имела - как бы вне всяких законов оптики и логики - пронзительный, светло-изумрудный, с голубизной, цвет. Моя сохранившаяся чувственная память была - как эта цветная вода, текущая в сером.
***
То, ради чего я начала этот рассказ, бессмысленный без предыстории, произошло в октябре, скорее всего, в последней его трети.
Думаю, шла середина рабочей недели - должно быть, вторник или среда. Наш рабочий график на ставку был тогда таков: приемное время 1-й смены - с 8-ми до 13-ти, 2-й - с 15-ти до 20-ти. Еще существовало участковое время, подразумевавшее бумажную работу и выезды на участок, и всего выходило с 8-ми до 15-ти и с 13-ти до 20-ти. Но это была работа не на каждый день. На ставку в диспансере, кажется, никто, кроме меня, не работал, и никто не имел столько свободного времени. Была середина рабочей недели: какой-то особенно до безысходности тяжелый день, но в час это кончилось, вызовов у меня не было. Помню: подошла к окну, за которым облетал - почти облетел - клен, безотчетно смотрела на этот клен, думая о том, что на работу мне теперь только завтра к 15-ти: время складывалось в сутки плюс еще два часа. Дальше я не думала. За все последующие сутки плюс еще два часа я, если и думала (сознательно) - то от силы минуты две в общей сложности, хотя мысли, конечно, приходили ко мне, всплывая - в самой неожиданной форме - на поверхность невесть откуда взявшихся и прорвавшихся наружу чувств.
Психологически случившееся вполне объяснимо. Существует, говоря вообще, известный закон перехода количества в качество, с простейшими примерами диамата, когда при накоплении градусов вода становится паром, или, наоборот, превращается в лед при обратном процессе. У людей это бывает тоже, причем у каждого - по-своему. Я словно потеряла способность думать логически, и в то же время - никогда еще голова моя не была такой светлой. Тихая радость пришла ко мне от понимания, что я сейчас сделаю - и тихой она была оттого, что я сдерживала ее. Был час дня: меньше часа мне потребовалось, чтобы доехать до своего общежития. В два я вышла оттуда с рюкзаком. Я взяла какую-то сумму денег - достаточную, к слову, на билет до Москвы и обратно или чтобы прожить, не бедствуя, в гостинице дня три. Часть вещей и наш походный, литровый железный термос - остались у свекрови. Около трех я была в ее доме, без двадцати - без десяти четыре - на вокзале. Когда автобус тронулся, еще не было четырех.
Дом свекрови стоял пустым. Когда подходила к нему, потемнело, начинал накрапывать дождь. Я открыла дом и поставила на огонь чайник, мята, которую я рвала для чая, была мокра. Мне пришлось зажечь свет - так серо вдруг стало во дворе. Я отдыхала, пока закипал чайник, и мне было так уютно, что, на какое-то время показалось, что хорошо и здесь - но, когда чайник закипел, это прошло. Повторяю: я не думала. Я была как ребенок или животное, которое не знает сомнений, и делала только то, что мне хотелось. Сама моя природа вышла за мои пределы - во всяком случае, за пределы моего сознания.
Когда я, закрыв дом, уходила, то поняла вдруг, что не знаю, вернусь ли. Это не огорчило меня, но наполнило легкостью. Не знала я также, куда еду. Я не очень хорошо помню, почему я оказалась на автовокзале старого города, а не на железнодорожном вокзале, например, - должно быть, так было удобнее. Собственно говоря, мне, наверное, это было все равно.
На автовокзале, в нарастающем белом дожде, стоял - как-то боком, не возле какой-то определенной площадки, как будто вообще ни к чему не относясь - великолепный люксовый автобус. Он словно ждал меня. Я подошла сразу к этому автобусу, минуя кассу - там уже сидело несколько человек, и водитель примерялся к рулю. "Возьмете?" - спросила я водителя, и он кивнул: "Залезай". Я села в мягкое, самолетное кресло справа, недалеко от водителя, и мы тут же тронулись. Уже по дороге водитель крикнул мне: "Куда?" "А куда мы едим?" - спросила я. Водитель назвал какой-то очень отдаленный пункт, не то Рязань, не то Саранск (не то вообще Санкт-Петербург какой-нибудь), и уточнил, что это - через Сызрань. "Высадите меня в Переволоках", - попросила я и словно упала - не в сон, но в очень похожее состояние, счастливое и невесомое. Мы долетели до Переволок за каких-нибудь полтора часа. Водитель окликнул меня в Переволоках. Мы стояли в самом селе, дома намокали серым от невидимого дождя. Я почувствовала, что мне, вобщем, нужно не сюда, и объяснила водителю - куда именно. Я вышла из автобуса за Переволоками, километрах в четырех от села, и пошла через поля к дачам. За дачами начинались обрывистые берега - чудесные обрывистые берега, поросшие диким миндалем, боярышником, ковылем и разными душистыми травами: чабрецом, душицей, зверобоем. Снизу обрывы были скалистыми, и было всего несколько троп, которыми можно было пройти по скале. Об этих тропах, кроме рыбаков, знали немногие. Были еще овраги, и, глядя на плотные стены скал, казалось заманчивым воспользоваться именно ими, но эти овраги были и вовсе непроходимы: так крепко переплетались в них боярышники, ежевика и колючий дикий миндаль. В скалах были гроты и пещеры - и над, и под водой; в самых недоступных, незаливаемых водой пещерах рыбаки оставляли свои снасти. Неизвестно, откуда они брались, эти рыбаки - появлялись они на берегу в мае, исчезали поздней осенью, и, как будто бы, не имели отношения к дачам. У самой воды, примерно напротив того места, где я попросила остановить автобус, бил мощный чистый родник. Было бы здорово провести ночь на берегу. Я не очень хорошо представляла себе, как это будет, но это не имело большого значенья. Где-то в дачном массиве была дача, оставшаяся от отца моего мужа - та самая, на которой мы жили после кругосветки.
Но перед этим было поле, километра два до дач, в мелком дожде. Он дымил над полем белой пылью, и еще в этом поле крепко пахло осенью. Грунтовка, хотя дожди и шли, не совсем размокла, и вполне можно было идти. Я вышла из автобуса около шести, когда по освещению, даже в дожде, ясно угадывалось, что день уже идет к концу. Минут через 30-40 я была на дачах.
Сады меня - изначально - не привлекали, только нужно было мимо них пройти на берег. Но когда я пошла по узким улицам, спокойным и пустым, очарование покинутых садов запало мне в душу. Сады шумели, как море. В них были воздух и простор. В них царила осень, в них пахло старым вином, и ветер неспешно шел по садам, шевеля охапки сброшенной листвы и перебирая осенние последние цветы. На уже четко очерченных силуэтах деревьев и кустарников трепетали размытые клочья огненных и бледно-желтых красок. За заборами мелькали ягоды калины и пятна хризантем, встречались лиловые флоксы. В одном из садов кусты роз, еще стоявшие в бледной листве, были обсыпаны темно-алыми, похожими на крупный шиповник плодами. Я пыталась вспомнить чьи-то стихи про заплаты из бархата и парчи - это были стихи про осень. Над садами парили чайки. В холодном воздухе, сквозь запахи листвы, дождя и дыма (где-то топилась банька, кто-то, видимо, все-таки жил в этих пустых дачах), ощутимо сквозила струйка чабреца, растущего на верхушках морщинистых, отвесно уходящих в воду скал. (Я однажды долго плыла вдоль этих скал, ища место, где можно выбраться на берег или хотя бы передохнуть, опираясь на камень - но скалы уходили в темную воду под углом, и было много подводных гротов, или - заполненных водой почти доверху). Свернув на одну из улочек, очевидно ведущую к Волге, я вдруг узнала знакомое - и почувствовала, что одежда моя мокра, что стремительно темнеет и что, вообще, эта дачка мне теперь кстати. Я перемахнула через невысокий забор и огляделась.