Фидель выступал как преемник Чибаса. В этом году нас представили друг другу. Это было двадцать седьмого ноября во время митинга протеста против казни восьми студентов-медиков, обвиненных в осквернении могилы одного испанского военного. Этот митинг был организован также в честь другого испанского военного, капитана Федерико Кандевиллы, который сломал шпагу, когда узнал об этом злодеянии.
Чтобы сорвать это мероприятие, полиция отключила электричество.
На митинг я пришла вместе с женщинами группы Хосе Марти. Я не знала, что здесь будет Фидель.
Во время нашей первой встречи мы много смеялись. Фидель еще раз, теперь уже лично, поблагодарил меня за ключи. Он показался мне очень соблазнительным.
В следующий раз мы встретились в марте 1953 года. Я очень хорошо это помню, потому что в то время потеряла ребенка, который должен был родиться. Может быть, это был мальчик, а может, ты хотела появиться на свет немного раньше. Я была в подавленном состоянии. Чтобы понять, что я тогда испытала, нужно быть женщиной. Ты пока еще не можешь этого понять.
Немного позже Фидель очень смиренно сообщил мне, что хотел бы прийти ко мне домой. Я ответила ему, что Орландо возвращается с работы после пяти часов вечера.
Вскоре он пришел к нам. Он вдохновенно рассказывал нам о том, что необходимо развивать передовое революционное движение, а также о том, что Батисту нужно отстранить от власти с помощью силы, потому что он пришел к власти тоже с помощью силы. Он говорил, что не одобряет выжидательной политики тех общественных и политических деятелей, которые забыли о традиционных методах борьбы кубинцев и о наших предках mambis.
Мы пригласили Фиделя поужинать с нами. Чуча приготовила жареный окорок с ананасом, картофельное пюре и овощной салат.
Фидель ушел от нас, унося с собой все деньги, которые нашлись в доме. Орландо решил, что на этом глава заканчивается. Но для меня все только начиналось. Передо мной открывался путь, вступив на который я смогла бы отстаивать свои убеждения.
— Мама, но почему ты мне все это рассказываешь? Какое это имеет отношение к моей поэме?
— Поэме? Какой поэме?
— К поэме, которую я написала для одной тебя и которую ты опубликовала в „Пионере“.
— Ах, малышка моя! У меня ощущение, что мы с тобой говорим о совершенно разных вещах! Ну конечно же! Так оно и есть! Вот что значит иметь навязчивую идею! Но раз уж я начала эту историю, то позволь мне ее закончить. А потом я отвечу на все твои вопросы.
Фидель стал часто бывать у нас в доме. Это было очень опасное время, время конспирации. Фидель приходил со своими друзьями, многие из которых не дожили до этих дней. Я никогда не вмешивалась в их разговоры, но очень скоро они сами стали интересоваться моим мнением по многим вопросам.
„Движение 26 июля“ родилось на моих глазах. Прошло не так уж много времени, и я стала принимать непосредственное участие в их делах. Однажды Фидель попросил меня подобрать музыку, которую можно было бы использовать как радиосигнал к атаке казарм Монкада. Этот сигнал должен был прозвучать на Кадена Ориенталь де Радио. Фидель хотел, чтобы музыка была вдохновляющей, потому что во время выступления могли быть жертвы. Я провела много дней на Радио Центро, записывая музыку Бетховена, Прокофьева, Малера, Кодали, Дворжака, Берлиоза. Я записала также „Последнее предупреждение“, музыку, которой начинались радиопередачи Чибаса.
У меня на террасе висел флаг с черным крепом. Я повесила его в день смерти Чибаса. Незадолго до событий в Сантьяго один из товарищей Фиделя предложил мне:
— Почему бы тебе не отдать этот флаг нам? Он будет развеваться в Сантьяго в день выступления. Это будет почти то же самое, как если бы ты была там с нами…
Мне понравилась эта идея. Сама мысль о том, что я хоть чем-то могу помочь повстанцам, вдохновляла меня.
День выступления приближался. Я передала Фиделю музыкальные записи и получила от него листовки с манифестом. Их нужно было распространить среди политических деятелей и представителей прессы непосредственно в момент начала атаки казарм Монкада.
— Пусть знают, чего мы добиваемся, — сказал мне Фидель.
Мне было сообщено точное время начала атаки — воскресенье 26 июля 1953 года, пять часов пятнадцать минут. Об этом, кроме Фиделя, знали всего три человека: его брат Рауль, который должен был в это же время атаковать казарму в Байято, лейтенант Фиделя, Хосе Луис Тасенде, погибший во время атаки, и я. Больше об этом не знал никто, даже участники штурма. Им было сказано, что с ними будут проводиться обычные занятия по военной подготовке.