Мыла, выдаваемого на месяц, катастрофически не хватало для стирки пеленок. И тех пятнадцати метров антисептической ткани, которые выдали на пеленки, было тоже недостаточно. Но еще хуже было с водой, а вернее без нее. Вода исчезла из дома с тех пор, как министр транспорта, живущий в нашем квартале, сделал у себя в саду бассейн. Теперь тыквы, бананы и маланга перекочевали в область воспоминаний о них.
Чтобы троллю было чем питаться, я должна была каждые две недели ходить на восемьдесят пятую улицу к своей свекрови. Такие вылазки очень изматывали меня. Я возвращалась домой с восемьдесят пятой улицы, еле переставляя ноги. Правда, было еще одно место, где я могла раздобыть продукты. Недалеко от нас жил старик, который давал мне кое-что из провизии в обмен на возможность потрогать мои груди.
Панчи проводил все свое время в бесконечных и неоплачиваемых турне. Мама перелетала из кабинета на курсы, с курсов на собрание на своей синей птице — «фольксвагене», подаренном Раулем. Бабушка Натика путешествовала в возвышенных телефонных сферах. А я… Я бегала из одной комнаты в другую, следя за тем, как кипятятся пеленки и бутылочки для молока и как ведет себя моя дочь. В один из таких дней ко мне пришел мой дорогой Соса. На его лице, как всегда, сияла добрая улыбка. Он поздравил меня с рождением дочери и передал в подарок большой пакет, обернутый двойным слоем фиолетовой бумаги. В пакете лежала аптечка, шерстяное пальто для ребенка и пеньюар того же синюшного цвета, что и бумага.
Я уверена, что Фидель не сам выбирал подарок, а поручил это кому-нибудь из своих подчиненных. Я выразила признательность за внимание, за подарок и продолжила полоскать пеленки в жавелевой воде, заодно изобретая рецепты для моих дебютирующих грудей, предназначенных выкормить Мюмин. Мой тролль превращался в гнома, а поэтому не по дням, а по часам становился все более прожорливым. Теперь ему было мало моего молока, от которого в первые дни своего существования он отказывался.
Тролль дисциплинировал мою жизнь, навязывая мне свое собственное расписание, изменить которое меня не заставило бы ничто в мире. Я хотела быть его матерью. Все остальное было второстепенно. Но мать тролля должна была учиться, потому что его бабушка повесила на стене свой диплом, то и дело напоминая дочери, что она получила его в пятидесятилетием возрасте. После этого всегда следовал вывод, что дочери получить диплом сам Бог велел.
Но мягкое давление, оказываемое на меня моей матерью, не шло ни в какое сравнение с тем мощным прессингом, который оказывали на кубинских женщин многочисленные массовые организации, в том числе Федерация кубинских женщин и Комитет защиты революции. Они одели кубинок в брюки и заставили их проводить время в работе, учебе, в транспортных и продуктовых очередях. У кубинских женщин не осталось времени на себя.
Прошло двадцать два года с тех пор, как дядя Бебо, брат бабушки Натики, «самый элегантный мужчина Ямайки», был по решению нового революционного режима отстранен от занимаемой должности и выслан с Кубы. И вот он вновь приехал на остров, все такой же элегантный и такой же холостой. На нем был модный жакет, дорогие ботинки, шляпа и перчатки. Он был неотразим.
Дядя Бебо представлял на Кубе Общину высланных из страны кубинцев. Так теперь Фидель называл многочисленную армию людей, ампутированную без наркоза от их семей, от их Родины. Слово «gusanos» — «червяки» — уже не употребляли на Кубе по отношению к этим людям.
Фидель дал разрешение на встречи с высланными родственниками, получив таким образом возможность заработать немного конвертируемой валюты. Поэтому Кубу стали посещать бывшие «червяки», превратившиеся со временем в пухлых куколок, раздувшихся от долларов и подарков.
Община получила разрешение открыть в отелях свои небольшие магазины. Появление этих необычных для жителей новой Кубы магазинов создало большую неразбериху и беспорядок. Партийным активистам было запрещено принимать у себя высланных родственников и заниматься их делами. Это стало необременительной обязанностью их детей, превратившихся очень скоро в орду попрошаек.
Приезд бывших «gusanos» породил немало доносов и семейных конфликтов, поскольку представители нового поколения, воспитанные в духе антиимпериализма, стали проявлять явную симпатию ко всем этим дядям и кузенам, которые обновляли их гардеробы и давали возможность немного погурманствовать.
У Бебо сохранились повадки лорда и любовь к Индии: он привез с собой слугу-индуса и, кроме того, каждое утро занимался йогой, надеясь таким образом победить сахарный диабет.