Но меня вернули на грешную землю, сообщив, что мое жалованье будет составлять сто девяносто восемь песо. Кроме этого мне было сказано, что в случае нехватки денег я, возможно, смогу иногда брать переводы с французского в отделе технических переводов Вооруженных Сил. Но этого мне твердо не обещали.
— Завтра ты встретишься с подполковником Бомбустом. Он расскажет тебе обо всем подробнее.
Подполковник Бомбуст был продуктом смешения китайской и мавританской крови. Он ни на минуту не выпускал из рук хлыст. Из-под ремня с кобурой у него выглядывало намечающееся брюшко, для появления которого, по словам самого подполковника, потребовалось немало усилий.
— Я родом из провинции Ориенте. Когда я приехал в Гавану, мне негде было ночевать. Я работал как бешеный. Самым страшным кошмаром для меня был конец рабочего дня, когда нужно было покидать кабинет. Я не знал, куда мне деться.
— Я была знакома с одним типом, который ночевал в домах, где кто-то умирал…
— Из-за этого я так нагружал себя работой, что некогда было продохнуть. Я в самом деле работал как бешеный. Я один посвятил добровольному труду больше времени, чем все участники социалистического соревнования. И как, ты думаешь, на это отреагировали мои дорогие начальники? Как, по-твоему, поступили все эти образцово-показательные типы, которые свято ставили печати на своих пропусках в 17.30, и ни минутой позже?
Я не имела об этом ни малейшего понятия. Этот год стал для меня поистине годом исповедей. Представители высоких сфер изливали мне душу, пуская в самые глубокие уголки своих болезненных воспоминаний. Во время подобных доверительных бесед у меня возникало сильное желание убежать куда-нибудь подальше.
— Так вот, они стали портить мне жизнь. Я был обвинен в шпионаже. Меня стали таскать с одного дисциплинарного совета на другой. И все это из-за того, что я работал больше, чем они! В результате всех их происков я закалился и очерствел. Теперь я здесь, на этом месте. И я оторву голову любому, кто попытается вымазать меня дерьмом.
Он ходил по кабинету, щелкая хлыстом по голенищам сапог. Это была не угроза, а декларирование принципа. Таким своеобразным способом он мне говорил: «То, что мне подсунули папенькину дочку, — это не самое страшное из того, что я пережил. Бывали вещи и похуже».
— Можете верить, можете не верить, господин Бомбуст, но я здесь, как впрочем и в других местах до этого, не по своей воле.
И в то время, как он обдумывал свой ответ, у меня было такое же видение, как много лет назад во дворце у Фиделя: человек вдруг приобрел другую форму и другое состояние. Он превратился в кровавую, аморфную, испорченную массу. Я была ошеломлена этим ужасным видением. Я решила, что оба раза мне приоткрыл свое обличие дьявол. Мало того, я была уверена, что этот же образ, потрясший мой разум, возник много лет назад и перед глазами Чучи, которая, нарушив субординацию, приказала своей хозяйке Натике не подходить к двери и не открывать ее.
Подполковник Бомбуст посмотрел на мою голову, шедевр парикмахерского искусства, рожденный чемпионом бритвы и ножниц Хуанито:
— Прежде всего, девочка моя, отрасти волосы. Ты очень странно выглядишь. Мне сказали, что когда тебя увидели дети из соседней школы, они испугались и стали реветь. Так дело не пойдет. Нужно будет изменить прическу.
Когда дьявол собирается заняться вами, то будьте уверены, что все произойдет наилучшим образом.
— Обещаю, господин Бомбуст.
Каждое утро начиналось с разминки, хоть зал, в котором занимались артисты ансамбля, не мог вместить более двадцати человек, если они выстраивались гуськом.
Моя работа по установлению связей состояла в том, чтобы заказать костюмы, проверить размеры полученной обуви, обеспечить артистов транспортом, позаботиться об их питании. После того как все было заказано, проверено и обеспечено, я усаживалась поудобнее и выслушивала многочисленные жалобы, секреты и просто словесные излияния членов коллектива.
Артистам не хватало маек, колготок, пуантов. Танцевать в Анголе после восемнадцати часов, проведенных в грузовом самолете, и целой недели путешествия на торговом судне… Разве это могло вызвать энтузиазм у артистов или благоприятствовать развитию таланта? Учиться восемь лет ради того, чтобы потом вертеть задницей в какой-нибудь пустыне, да еще рискуя собственной жизнью… И все это бесплатно. Такая жизнь не приносила служителям искусства удовлетворения.